Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

Анкару предоставили через несколько минут. Ответил дежурный серетарь посольства. Ермаков сказал ему, кто он и откуда говорит, и спросил, правда ли, что консул выехал в Трабзон. Секретарь подтвердил: да, выехал. К утру, если ничего не случится в дороге с машиной, он должен быть на месте. Потом, помолчав, он уже другим тоном спросил:

-Как вы там, товарищи?

-Держимся одной семьёй. Происшествий, кроме известных вам, нет и не предвидится. Спасибо, что позаботились о нас.

-А как же может быть иначе! Вы, в случае плохого обслуживания в отеле или в ресторане, не стесняйтесь. Не даром вас приютили. Все хозяйские счета мы оплатим.

-Не беспокойтесь. Всё пока хорошо.

-Ну а как себя чувствуют раненые?

Вано подробно доложил всё, что знал. Рассказал и о том, что штурман Бабаянц остался с товарищами в госпитале до тех пор, пока они не встанут на ноги. Кратко рассказал и о результатах вскрытия тела убитой бортпроводницы. Четко, ясно произносил официальные слова судебно-медицинской экспертизы и ужасался тому, что он способен так по-деловому об этом говорить. Секретарь посольства, однако, не нашел в его словах ничего предосудительного. Поблагодарил за важную информацию и сказал, что он немедленно сообщит обо всём в Москву.

-До свидания! - сказал он в заключение. - Передайте привет товарищам!

-Постойте! - закричал Ермаков. - Скажите Москве, что мы все желаем быть дома как можно скорее! Все! - подчеркнул он. - Вместе с Таней. Мы её здесь не оставим.

-Я понял. Москва уже предприняла соответствующие меры по линии Министерства иностранных дел. Думаю, завтра покинете Трабзон.

Пока Ермаков говорил с Анкарой, со всех этажей сбежались люди. Стояли вокруг него и нетерпеливо, с надеждой ждали добрых вестей.

Вано рассказал им всё. Мало сказал. Но и это малое обсуждалось целый вечер коллективно и во всех номерах отеля.

-Мы, конечно, завтра вернёмся домой, - убежденно сказал толстяк, Мамед Джафарович. - Это теперь ясно, как дважды два четыре. Ну а как быть с ранеными? Транспортабельны ли они, Джемал и Саша? Не лучше ли им остаться в госпитале до полного выздоровления? Всё это, товарищи, мы должны выяснить завтра утром и принять решение.

-Такие дела не нам с вами решать, дядя Мамед, - возразила толстяку женщина с золотым зубом.

-Почему не нам, тетя Поля? Кому же, если не нам? Нет, уважаемая тетя Поля!

-Какая я вам тетя? Я моложе вас лет на тридцать.

-Нет, Поля, мы сейчас с вами в ответе за всех и за каждого. Мы, и никто другой.

-Ну если вы такой ответственный, то и решайте сами, без меня.

-Нет, Полечка, мы и вам не позволим уклониться от своих обязанностей гражданина СССР, попавшего на чужую территорию.

Поля попыталась слишком серьёзный разговор перевести в шутку:

-Я передоверяю вам, дядя Мамед, свои высокие обязанности. Вы лучше меня справитесь с ними. Скажите, дядя Мамед, двери номера на ночь запирать?

-Это ваше личное дело.

-Запру. Ну а если кто постучит, открывать или не открывать?

-Чужие к вам не постучат. Их не пустит полиция. Да и мы выставим на ночь своих дежурных. Можете спать спокойно.

-Господи! Какой тут покой? Я, наверное, целый год буду переживать этот сумасшедший полет. Подумать страшно, как мы летели. На ребре крыла. Клювом вниз. Клювом вверх. Ныряли в яму. Выныривали из ямы. До сих пор внутри все заморожено.

Другая женщина, та, которая в самую страшную минуту горевала о пропадающем ни за что ни про что каком-то наследстве, - Марья Степановна, маникюрша из Кишинёва, - засмеялась и сказала со всей присущей ей откровенностью:

-А я уже совсем-совсем оттаяла. Все страхи остались позади. Рада-радешенька, что жива и невредима и скоро вернусь домой.

-Не рано ли радуешься, Марья? Дом твой еще далеко, за тридевять земель.

И снова - в который уже раз! - вспыхнул разговор о том, что и как было там, в небе над морем, между Батуми и Трабзоном. Каждому из пассажиров не терпелось самым подробным образом рассказать о своём душевном и физическом состоянии. И каждому казалось, что другой переживал катастрофу не так, как должно, видел не то, слышал не то, что было в действительности.

Прошло всего несколько часов после события, но оно уже обрастало мхом легенды.

Люди есть люди. Когда надо, они становятся героями, рыцарями без страха и упрека. И когда отпадает необходимость проявлять свою глубинную, истинную сущность, они позволяют себе быть обыкновенными пассажирами, тётями и дядями, без зазрения совести потакают своим маленьким слабостям. Ну и пусть! Тем более что таких было меньшинство. Ядро коллектива, сложившееся еще там, на самолете, в первые же минуты нападения, по-прежнему было на высоте своего положения и внушало добрую волю всем остальным. Разношерстных пассажиров больше не было. Были сплоченные, сильные люди, попавшие в беду. Была советская колония, заброшенная в глухой район иностранной территории.

Комната на пятом этаже №504, где жили Ермаков и Мамед Джафарович, стала штабом коллектива. Сюда шли и шли люди.

Вано курил и мрачно смотрел в окно.

Мамед подошёл к нему, постоял рядом, молча покурил вместе с ним, а потом сказал: