Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ)

Покойная мать не одобряла стремительного вознесения сына, сестра и ее муж Карпухин просто перестали с ним общаться.

Игорь остался один. Конечно, рядом были любящая и все пока прощающая жена, дети и тесть.

Фролов делал все, чтобы его зять достиг вершин чиновничьей лестницы и жил как подобает.

Сначала он сделал из Муравьева генерала, потом тот сделает генерала или министра из своего сына, его внука. И так будет продолжаться всегда. Это будет новая династия государственных деятелей.

Надо сказать, что зампред Совмина Фролов был не одинок. Партийная верхушка после войны была ориентирована на создание подобных династических отношений. Эти люди должны были стать опорой партии. Именно им отводилась главная роль в построении будущей могучей страны.

Игорь всегда чувствовал покровительство тестя. На высоких совещаниях видные государственные и партийные деятели здоровались с ним, как с равным. Он был членом семьи человека их круга, и ему нужно было покровительствовать.

Даже в тот страшный день в горкоме партии Хрущев на прощание похлопал его по плечу.

Но Игорь был человеком гордым. Поэтому и стал в свое время одним из лучших муровских сыщиков. Он не мог себе позволить работать плохо, и поэтому служба для него стала самой жизнью.

У Игоря были ордена и медали, полученные им без всякого участия сановного тестя. Когда он пришел в московскую милицию первым замом, то есть человеком, непосредственно курирующим оперативные службы, он решил тряхнуть стариной и показать, как надо ловить урок. Но хороший сыщик не всегда может стать хорошим руководителем.

Здесь необходимы огромный опыт и прекрасное знание людей.

Этого у Муравьева не было. Более того, он и как разыскник деградировал. Уголовный сыск – дело творческое. Для того чтобы быть хорошим сыщиком, необходим постоянный тренинг, как для музыканта. Уйди с практической работы – и пропадает годами накопленное мастерство.

В этом Игорь убедился сам, когда допрашивал свидетелей, и встречался с агентами, и даже, сняв генеральский китель, в потертой курточке, как рядовой опер, топтал землю, на которой происходили налеты. Он утратил мастерство, у него пропал азарт, а самое главное, у него не было связей. Муравьева не знали люди, на которых он мог бы опереться в своей работе.

Вот тогда-то Игорь понял, что он уже не тот Муравьев, которого считали сыщиком высокого класса.

Правда, опера делали свое дело. За эти несколько месяцев были обезврежены банды Коколева, Смородского, Бородавского. Это были крупные группы. Кроме того, ликвидировали десятка два мелких.

Но сыщики никак не могли выйти на налетчиков, убивших Гольдмана и Кочкина. Несколько дней назад при ограблении пивной они убили участкового и еще двух человек.

Опера не спали ночами. Агентура просаживала казенные деньги по кабакам и злачным местам Москвы. Томились в засадах люди. Участковые прочесывали свои территории, выявляя подозрительных людей.

И ничего.

Это была странная банда. У нее практически не было связей с уголовниками и перекупщиками краденого. Налетчики не гуляли по кабакам, не играли на скачках, не посещали картежных притонов.

Все это заставляло отходить от привычной схемы и перестраивать методы розыска на ходу. Но на это необходимо было время, а его у Муравьева не было. Он срывал свою злость на подчиненных. Как колоду карт, тасовал муровские отделы, смещал и назначал людей. Но ничего пока не давало результатов.

Непонятно, почему люди, работавшие по другим преступлениям, давали хорошие результаты. Взявшись лично руководить выгодным расследованием, которое находилось на контроле у министра и в ЦК, Муравьев надеялся за месяц закрыть дело и доложить о результатах. Служба в МГБ, в котором некоторые подразделения сами планировали заговоры и сами раскрывали, испортила его.

Он приехал на дачу ночью. Уже было по-осеннему прохладно, и в воздухе висел запах приближающейся зимы. Старым вином отдавали опавшие листья, откуда-то надвигался застоявшийся дым погасших костров. Небо было чистым и звездным. Игорь поднял голову, и ему показалось, что оно висит над самой крышей дачи.

Он стоял на участке, курил и не хотел заходить в дом. Свет горел только на террасе, где стоял бильярдный стол, и Муравьев видел силуэт тестя. Он то нагибался и застывал, то опять распрямлялся, передвигаясь вдоль бильярдного стола.

Видеть никого не хотелось, но делать было нечего. Путь на его половину лежал именно через эту бильярдную, а значит, встреча с Фроловым неизбежна.

Игорь поднялся по ступенькам, толкнул дверь. Тесть не обернулся, он лихо пустил труднейшего «свояка» в бортовую лузу.

– Браво, – насмешливо сказал Игорь.

Тесть положил кий, обернулся:

– Прибыл?

– Как видите.

В углу бильярдной стояли сделанные из карельской березы по заказу на специальной мебельной фабрике стол и шкафчик, в котором находился набор бутылок на любой вкус. Рядом в холодильнике, сработанном специально на одном из оборонных заводов, всегда было холодное боржоми и пиво.

Фролов достал из шкафа бутылку «Хванчкары», необыкновенно модного вина, как же – сам Сталин пьет, вынул серебряную пробку, наполнил высокий фужер.