Антология советского детектива-5. Компиляция. Книги 1-11

— Знала она, кто вы такие с Гитаевым на самом деле?

— Вы имеете в виду…

— Да. Вашу принадлежность к германской разведке. Знала об этом Ева Евгеньевна?

— Знала.

— Вы в этом уверены?

— Да, уверен.

— Но если знала, то откуда, каким путем?

— Наверно, Гитаев ей сказал. Может, не все, но главное сказал. Так я думаю.

— Думаете? Этого мало. А что вы ЗНАЕТЕ, знаете точно?

— Видите ли, знаю я мало. При мне Гитаев ей ничего особенного не говорил. Вот если наедине, без меня… Уединялись они постоянно. Ни я, ни Ната им не мешали. Как-то так повелось с самого начала. Поэтому я и не могу сказать, о чем они говорили. Мне это неизвестно.

— Раз неизвестно, почему же вы так решительно утверждаете, что жена профессора Варламова знала о вашем и Гитаева сотрудничестве с германской разведкой?

— Судите сами. Недели через полторы-две после нашего приезда, может, немного больше, Гитаев начал все более и более откровенно разговаривать при Еве Евгеньевне: ругал все советское — власть, порядки, армию; превозносил до небес немцев; утверждал, что красных скоро побьют и война кончится. Потом, последнее время, он совсем перестал сдерживаться: вспоминал некоторые случаи из своей службы у немцев, в школе. Хвастался знакомствами. Как же тут было не понять, что если не все, то многое Ева Евгеньевна знает?

— А она, как она реагировала на болтовню Гитаева?

— Ева Евгеньевна? Да не возражала. Скорее, поддакивала. Спорить не спорила.

— А… Ната?

— Ната — это другой разговор. При Нате Гитаев держал язык за зубами, разве изредка что сорвется. Мы оба ее боялись. Ната — человек принципиальный. Комсомолка. Я же ее давно знаю.

— Хорошо. Из ваших слов вытекает, что Гитаев не скрывал от Евы Евгеньевны Варламовой своих взглядов, того, что он служит у немцев. Так?

— Да, это точно.

— Допустим. Но из этого не следует, что ей была известна ваша с Гитаевым принадлежность к немецкой разведке. Как с этим обстояло дело?

Малявкин молча пожал плечами и развел руки.

— Уточним, — продолжал майор. — Цель вашего с «Музыкантом» приезда в Москву была известна Еве Евгеньевне? Содержание заданий, возложенных на вас германской разведкой, — это жена профессора Варламова знала? В частности, что вы интересуетесь ее мужем, его работами, что Гитаев — «Музыкант», а вы — «Быстрый»…

— Не могу сказать, — беспомощно произнес Малявкин. — Про это при мне никаких разговоров не было. Хвалить немцев хвалили, это да. И что они победят, тоже говорили. Школу Гитаев упоминал. Немецкую. Разведывательную. А насчет заданий, кличек… Нет, не скажу. Не было.

— Не было? Это точно или опять предположение?

— Прямо о нашей разведывательной работе Гитаев Еве Евгеньевне при мне не говорил, это точно. А без меня?.. Не знаю. Может, и говорил, но мне об этом неизвестно.

— Скажите, а Гитаев не пытался использовать Еву Евгеньевну в плане вашего задания? Я имею в виду работы профессора Варламова. Вы ничего такого не замечали?

— Как вам сказать? Расспрашивать ее о Петре Андреевиче, о его работах, он расспрашивал. Много. Особенно первое время. Только она сама мало что знала: ничего не понимала в делах профессора. Но чтобы Гитаев прямо ей сказал, вот так: достань, мол, чертежи, расчеты или еще что, — не знаю. При мне даже разговора такого не было.

— Что еще можете добавить к своим показаниям?

— Пожалуй, все, — неуверенно сказал Малявкин. Потом с большой уверенностью: — Да, все. Теперь я все рассказал.

— Все? — улыбнулся Скворецкий. — А дантист? Про дантиста опять забыли?

— Фу ты! — изумился Малявкин. — Действительно. И что я все о нем забываю?..

Дантист, по словам Малявкина, был для него фигурой не вполне ясной. Скорее всего, так он полагал, тот и вовсе ни во что не был замешан. Просто его приемная использовалась в качестве явки.

Как он о дантисте узнал? От Гитаева. Около недели назад Гитаев ему сказал, что в Москве имеется явка для связи…

— Связи с кем? С какой целью? — стремительно спросил Горюнов.

— С кем — не знаю, — ответил Малявкин. — Этого Гитаев не говорил.

А рассказал он Малявкину следующее. Есть явка, в некоторых случаях придется ею воспользоваться. Явка находится на Покровке, там работает частнопрактикующий зубной врач. (Гитаев назвал Малявкину фамилию врача и адрес.) Каждую вторую пятницу и четвертую среду каждого месяца в приемной этого врача — в пятницу в два, в среду в четыре пополудни — должен сидеть человек. Гитаев указал приметы этого человека и назвал пароль. Этому человеку можно передать, что требуется, или, наоборот, он что-то передаст или скажет.

— А зачем, собственно говоря, все это «Музыкант» вам рассказал? — спросил майор. — И почему только сейчас, сравнительно недавно?

— Гитаев сказал, что я должен буду пойти на эту явку, встретиться с тем человеком… Позвольте, у нас сегодня что? Суббота? Ну вот, следующая среда и будет четвертая среда месяца. Как раз я должен был идти. — Малявкин смущенно улыбнулся.

— А зачем, зачем должны были вы идти? Передавать что-нибудь? Получать? — спросил Горюнов.

— Не знаю. Гитаев не говорил.

— Как это не говорил? Почему?

— А он просто не успел сказать. Не вышло. Собирался, да не успел.