Антология советского детектива-6. Компиляция. Книги 1-11

— Бывает, — согласился Коробов, слюня бумагу. — Но ты, земляк, не горюй шибко-то. Перед тем, как через передний край к фашистам в тыл перемахнуть, пока саперы на нейтралке колючку резали, дружок твой, Демьян, историю мне презанимательную рассказывал… Ты чего поугрюмел? Случилось что?

— Погиб Демьян, — глухим от напряжения голосом проговорил Николай, опуская голову. — Не вернулся из разведки.

— Не вернулся? — Коробов поерзал на месте. По лицу солдата было видно, что решился он тут же исправить допущенный промах. — Не вернулся — это еще не погиб. Да у тебя, землячок, такой друг, которого даже сварливой тещей не прошибешь. Сквозь шар земной пройдет. Не погибнет он, вернется. Коли нет Демьяна, я эту историю для тебя повторю, а Демьян прибудет, подтвердит. Правильная историйка, в самый раз под сей момент подходящая. В деревне одной, слышь, мужичок проживал. Емельяном его кликали. Так тот прямо извелся от напастей, — Коробов прикурил, выпустил клуб дыма, хитро сощурился и удовлетворенно причмокнул губами. — В каждом деле, земляк, заметь, цепочка из однородных фактов имеется. Будь дело горестным или радостным, все одно. Ранили тебя, к примеру, и на второй раз ранят, а не убьют. Уж это — точно! На себе, землячок, испытано. Судьба не судьба, а этакое стечение обстоятельств, коли говорить по-ученому. Но все это, конешно, байки. Жизнь у каждого своя, и мотает всех она по-разному. Значит, жил в одной деревне Емеля. Работящий мужик, но с придурью. Из ста у него, может, одного или двух не хватало: заполошный больно. Жена Емельянова — не кровь с молоком, а борщ со сметаной: и вкусная и кислая. Норовок у нее на вооружении имелся. Своенравья такого никто из порядочных мужиков, землячок, отродясь не видывал. У нас бабы завсегда на месте. Так вот, Емельяниха-то, выгадав ласковую минуту, и говорит супругу:

— Поставь под черемухой в палисаднике столик и лавочку.

Попробуй, отнекайся, коли жена просит. По правде сказать, Емеля еще кое-чего побаивался. Баба у него была — не приведи господь щуплому человеку.

Спозаранку достал Емеля рубанок, выбрал в сарае доску поширше и за работу. Только стругать начал, сломал инструмент. “Тьфу ты, грех какой”! Насилу другой рубанок у соседа выпросил. Привел доску в божеский вид, наловчился сиденье приколачивать. Наставил гвоздь, размахнулся — тяп! По пальцу, будь она неладная! С грехом пополам воздвиг и стол и скамейку.

— Получай, благоверная! Хоть насквозь просиживай!

Та, как это бывает, на городской манер, чмок мужика в одну щеку, в другую.

— Самовар поставлю на радостях, — говорит, — а ты, Емелюшка, возьми дымарек да на пасеку прогуляйся за медом, к чаю-то.

Плюнул мужик с досады, взял дымарь — и на пасеку. Упрел, пока до нее добрался. Дымарь разжигать надо. Хватился спичек, — вот те раз! — дома оставил. Прикинул: “Не обратно же топать. Обойдусь без механизации!” Подошел к улью, крышку с него набекрень, а оттуда как хлынут пчелы, будто лава из вулканного кратера. Замахал мужик руками, и через это вовсе насекомых из себя вывел. Они его и обработали. Еле домой приплелся. Емельяниха ему навстречу:

— Муженек, покамест самоварчик доходит, посидим на лавочке, тенек…

— Сама теньком наслаждайся, — взревел на бабу Емеля. — Мне теперь, как мерину, недели полторы спать на ногах придется. Ишь, насекомые расписали. Страх!

Жена, конечно, сочувствие поимела:

— Не печалься — это полезно. На прошлой пятнице по радио передавали врачову беседу. Сказывают, пчелиными-то укусами разные болезни лечат… Не можешь сидеть, иди за самоваром доглядывай.

Вошел мужик в избу, взялся за старый сапог, самовар продуть, а с улицы истошные крики. Выскочил за ворота, смотрит, а в палисаднике у столика, распластавшись на земле, супруга такими словами его костерит, что и вспоминать стыдно. Скамья-то напополам в самой середине переломилась. Глянул Емеля и понял: доска-то на ульи заготовлена была, с пазом.

Коробов бросил самокрутку в траву, наступил на огонек сапогом.

— Видишь, как мужика напасти замучили? — заключил он. — В один день.

Николай улыбнулся:

— Не мог Демьян жить без веселых шуток-прибауток. Весь он в них. Так ты меня, землячок, под Емельяна, что ли, рядишь?

— Выходит.

Полянский взглянул на часы и поднялся.

— Пока развей скуку с моим “адъютантом”, — он указал на сопровождающего солдата, — а я к начальству заглянуть должен.

— Ишь ты. И адъютанта заимел?

— Рад бы… Да вот придали. В общем, подождешь?

— Время терпит.

Ординарец, как только старший сержант показался в дверях кухоньки, загородил ему дорогу и сделал страшное лицо.

— К майору и не думай пробраться. Полковник какой-то из штарма прибыл. Третий час беседу ведут. Шесть котелков чаю выпили. А накурили… В комнате завеса дымовая. Ты пережди малость. Освободится, тогда позову.

— Быстро управился, — встретил Николая Коробов. — Разговаривать, поди, не захотел?

— Занят пока.

— Сурьезная причина. Не с моим ли перебежчиком беседует? Будешь? — солдат опять протянул Николаю кисет.

— С детства не приучен. Не курю. А ты частишь. Не вредно ли?