Антология советского детектива-8. Компиляция. Книги 1-17

Я ушел от капитана Насонова с тяжелым чувством. Меня душили злоба и гнев на брата за его чудовищные преступления, которые он совершил. Я клял и ругал себя за то, что, будучи в Вене, вел отвратительно легкомысленный образ жизни. Не удосужился найти время и заставить брата рассказать о себе всю правду. Тем более он несколько раз порывался что-то важное рассказать о себе. И в моей судьбе хотя и сыграл предательскую роль, однако же он советовал мне пойти в советское посольство и сообщить все, что со мной произошло. И то же самое рекомендует в последнем своем письме. Какой же я был идиот и профан! Мы могли бы пойти вместе. Как же мне это не пришло в голову? Я бы его, возможно, уговорил, несмотря на тяжесть им совершенного и возмездие, которое за этим могло последовать. Явка с повинной, как поступил я, помогла бы ему в какой-то степени, пусть незначительной, очиститься хотя бы перед своей совестью.

А может быть, и ему предоставили бы возможность если не искупить (это невозможно), то хотя бы частично загладить страшную вину перед Родиной. Мне же… Правда, моя вина несравнима с его. Но все-таки какую-то пользу он мог бы принести, тем более находясь за границей да еще работая на иностранную разведку. Ведь не зря же Насонов сказал, что «у него мог бы быть другой выход». Очевидно, это он и имел в виду… Я вновь пережил жгучую боль и стыд за себя, за свою легкомысленность и безволие. Теперь мне еще предстояло выдержать испытание в семье. Представляю, что будет с Мариной. Она — еще девчонка, а как утерла нос отцу… Решил, приду домой и, не дожидаясь расспросов, сообщу о смерти Зори. Только сам факт. Если попросят письмо, попытаюсь его не показывать, потянуть, ну а если не удастся, тогда ничего не поделаешь.

Так, рассуждая, я шел по улице Горького, никого перед собой не видя, ничего не замечая.

Раздираемый тревожными мыслями, ругая себя на чем свет стоит, я не заметил, как очутился в гастрономе — и где бы вы думали? — у винного прилавка. Словно лукавый черт меня туда привел. Невольно рассмеялся. А душа просила разрядки, выхода. Взял себя в руки. Тут же вышел на улицу. Значит, могу!

Пустячная, казалось бы, победа над собой вдруг принесла душевное облегчение. Значит, надо только захотеть.

Сел в троллейбус. В голове, словно в калейдоскопе, вертелись мысли вокруг письма и злодеяний Зори. Мои похождения в Вене. Роджерс и все, что произошло со мной там. Неужели, думал я, нужно было пройти через все это, чтобы понять, кто есть кто, какая тебе и Родине настоящая цена?

По возвращении домой, как и предполагал, разразилась буря.

Прошло несколько дней после объяснений. Настроение, сами понимаете какое, а тут я еще дал повод для ссоры с женой.

Все началось с пустяка. Вчера с Савельевым ремонтировали лопнувшую трубу с горячей водой. Пока добрались до квартиры хозяина, бьющая фонтаном вода наделала немало бед. Пришлось в сложных условиях развертывать ремонт. Не сразу все клеилось. То нет одного, то нет другого. Пока наладили и наконец справились, прошло немало времени. Конечно, пришлось задержаться. Наломались здорово. Ну и, как полагается после окончания работы, на радостях хозяйка поставила на стол пол-литра. Пришлось за компанию выпить. А по пути попался пивной бар. Савельев затащил туда. Там опрокинули по две кружки. Ну и домой пришел немного навеселе. Жена взбунтовалась.

— Ты же слово дал! Ненадолго же тебя хватает! С ума можно сойти!

Я не выдержал и ответил ей грубостью. Нельзя же так, не узнав сути дела, сразу лезть в ссору. Я и сам понимаю, что нехорошо нарушать данное обещание. Но ведь здесь произошел исключительный случай. Надо же понимать!

Утром шел на работу в дурном настроении, никого не замечая и ничего не видя, кроме дороги. И вдруг:

— Дяденька, вам просили передать письмо, — как сквозь сон слышу голос мальчика. Передо мной стоял курносый, рыжевихрастый школьник.

— Какое письмо?

— Вот это… Да берите, не укусит, мне некогда.

— А кто его тебе дал?

— Я побежал. Опаздываю в школу… Приветик.

— Постой, постой…

Но мальчика уже и след простыл.

Я в недоумении держу в руках конверт. Наш, советский. Кто бы это мог? Теряюсь в догадках. Наверное, кто-нибудь из знакомых передает заявление в жэк с какой-нибудь просьбой. На ходу вскрываю письмо. Читаю.

«Добрый день, Алексей Иванович! Я обеспокоена вашим долгим молчанием. А ведь обещали писать. Здоровы ли вы? Надеюсь, вы не забыли мой адрес. Я жду. Ваша Ф.»