Антология советского детектива-8. Компиляция. Книги 1-17

— Игра в рабочего, конечно, вам не по плечу. Кого вы имели в виду, когда говорили о том, что ваш провал был делом чьих-то рук?

— Моего шефа. Он возненавидел меня после того, как я отказался выдать свою дочь за его сына — кретина, развратника и наркомана! С тех пор меня преследовали одни неприятности. Тогда я твердо решил: доработаю до пенсии и уйду из разведки. Мне не хватало всего полгода. Сперва меня отвели от активной работы. Занимался бумагами. Потом перевели в одну из разведшкол. Преподавал русский язык. А тут вдруг вспомнили обо мне и послали сюда. Все это дело его рук.

— Где вы работали до приезда в Советский Союз?

— Специализировался по России. Работал в разных службах разведки, затем в школе. Там тоже готовят агентуру для заброски в Советский Союз.

Он долго по памяти перечислял фамилии преподавателей и слушателей, давал их словесные портреты.

— Кроме названных вами, кто еще из действующих агентов, известных вам, был заброшен в Советский Союз?

— Пожалуйста… Я устал… Позвольте мне уйти… Прошу вас… как джентльмена…

— Хорошо. Ответьте на этот вопрос и я вас отпущу.

— Четырех я знаю в лицо, готовил их. Думаю, что они еще в строю… Об остальных узнаете сами… Пожалуйста…

По тактическим соображениям мне надо было продолжать допрос, пока у задержанного не прошел запал, пока в нем еще не остыло чувство обиды и ненависти к своим шефам за его провал. Но нельзя было не считаться с его нервным перенапряжением. Можно было понять, каких трудов стоило ему принять решение говорить правду. Дежурный надзиратель увел задержанного. Я составил документы на получение санкции прокурора на арест, направил телеграмму в центр и уехал домой.

На следующий день поступило указание этапировать Ли Ку.

Узнав об этом, Тен настоял, чтобы его послали сопровождать арестованного.

— А как же палец? — спросил я.

— Ерунда. Я же буду не один, — ответил Тен.

В этот же день, занимая отдельное купе, Тен с двумя солдатами повез арестованного в центр. В дороге Тен неожиданно почувствовал себя плохо. Превозмогая боль в желудке, он терпел двое суток. На третьи сутки совсем выбился из сил.

На большой станции солдат сбегал в медпункт. Врач констатировал у Тена приступ острого аппендицита. Но Тен отказался сойти с поезда. Однако на всякий случай проинструктировал солдат, как вести себя с арестованным, если вдруг не дотянет до пункта назначения.

Как доехал до следующей станции, Тен уже не помнит. Его в бессознательном состоянии высадили из поезда и увезли в больницу. Солдаты остались с арестованным одни. Наступила ночь. Один из солдат расположился на полке внизу вместе с арестованным, другой полез отдыхать наверх. Дежуривший солдат ничего подозрительного в поведении арестованного не замечал. Тот спокойно лежал на своей полке. Только один раз солдат отметил, как арестованный застонал во сне, а затем, накрывшись одеялом с головой, затих. Заступивший на дежурство солдат, поглядывая на арестованного, не переставал удивляться его безмятежному сну. Так прошло еще некоторое время. Проснулся второй солдат. Сладко потягиваясь, он спустился с верхней полки.

— Все еще спит? Можно подумать, что его везут в санаторий.

— Пусть. Меньше хлопот.

Солдаты позавтракали. Потом наступил обед. Когда уже начало смеркаться, решили разбудить арестованного. Тот, что остался за старшего, подошел к полке, сдернул одеяло с его головы и в испуге отшатнулся назад.

Ли Ку неподвижно лежал на залитой кровью подушке.

Так закончилось дело о «водовозе» из совхоза «Красный луч».

В. Востоков, о. Шмелев По следу «Одиссея»

Глава первая От добра добра не ищут

Капитан греческого пассажирского теплохода «Одиссей» господин Ксиадис встал в этот день ровно в два часа ночи по Гринвичу. Сквозь жалюзи в каюту пробивались первые красноватые лучи. Предстоял сложный день.

Капитан перевел циферблат настольного календаря на 15 мая 1971 года, с удовольствием потянулся и, стараясь не разбудить жену, спавшую в соседней каюте, приступил к гимнастике. В последнее время Ксиадис стал полнеть, и врач прописал ему несколько упражнений. Но делать их на палубе, где могут увидеть команда и пассажиры, капитан не решался. Впрочем, свежего морского воздуха хватало и здесь.

На столе вспыхнула сигнальная лампа телефона.

— Доброе утро, капитан, — услышал он в трубке голос первого штурмана, стоявшего на вахте. — Четыре часа по береговому времени, через тридцать минут войдем в советские территориальные воды.

— Доброе утро! Спасибо. Я скоро буду, — ответил Ксиадис.

Со своими офицерами и пассажирами капитан говорил только по-английски. Он особенно тщательно завязал галстук, проверил гладкость полных щек и, наконец, тихо приоткрыв дверь, шагнул через высокий порог-комингс. Внизу под ногами привычно рокотали дизели. Капитан по слуху мог сказать, какие именно из четырех двигателей работают сейчас. Огромный лайнер спал. Капитан шел коридором первого класса. Вентиляция приносила из кают тонкие ароматы французских духов, слышалось чье-то сонное бормотание.