Антология советского детектива-9. Компиляция. Книги 1-11

— Был бы Юрка мой забулдыгой, разве ходил бы в таком авторитете у Федора Иннокентьевича Чумакова?

В материалах дела Денис читал протокол допроса бывшего начальника Таежногорской передвижной механизированной колонны «Электросетьстроя» свидетеля Чумакова Федора Иннокентьевича, который вместе с рабочими ночной смены ДОЗа был в тот вечер на месте происшествия и первым вызвал по телефону милицию и врача. Щербаков понимал, что столь значительный в масштабах небольшого района хозяйственный руководитель пользовался всеобщим уважением, почти поклонением. Добиться его расположения непросто. И Денис, не скрывая удивления, спросил:

— А на чем держался этот авторитет? Юрий был экспедитором в отделе снабжения. Согласитесь, в передвижной механизированной колонне должность не самая видная.

— А это вы уж у самого Федора Иннокентьевича спросите, — отрезал Павел Антонович. — Он сейчас в больших чинах в областном центре. — И засмеялся колюче: — Все вам вызнать надо: отчего да почему?… Конечно, каждый человек — человек. Так ведь не каждый каждому мил и угоден. С одним всю жизнь готов идти в обнимку, а на другого и глянуть тошно. Так вот, вошел Юрий в душу Федору Иннокентьевичу. Может, веселостью приглянулся парень, может, сообразительностью, расторопностью. Каждому большому начальнику приятно, чтоб у него под рукой был верный человек. Вот и вся причина. А уж что отличал Федор Иннокентьевич Юрия, что обласкан был им Юрка — это точно. И нам, родителям, было лестно, что видный такой человек с нашим сыном, как с ровней…

Снова, как вчера и капитан Стуков в своих предостережениях, Павел Антонович в отповеди Денису был житейски прав. Мы действительно не вольны в своих симпатиях и антипатиях, влечении и неприязни.

Но неужели житейская правота всегда в таком непримиримом конфликте с элементарной логикой? Ведь стоит отвлечься от расхожей мудрости: «Не по-хорошему мил, а по-милу хорош…» и поискать убедительную причину тяготения всесильного в районе хозяйственного деятеля к заурядному, в общем-то, выпивохе парню-экспедитору, и вопрос — почему погибший был обласкан Чумаковым? — повиснет в воздухе…

Денис вздохнул и сказал:

— Что же, будем считать, что Чумаков просто любил вашего сына, любил — и все. И мысленно заключил: «Так сказать, влечение — род недуга…» — И сразу предложил иную тему:

— У вас ведь есть еще сын, Павел Антонович, — и осторожно прокинул: — Почему бы вам не поехать к нему?

— Есть старший сын, Геннадий, — сумрачно сказал Павел Антонович. — Он от меня давно отрезанный ломоть: почитай, уж лет десять рыбак в Находке. На берегу и не живет почти, чуть ли не целый год в океане. Ко мне он не переедет. Куда ему от рыбалки своей и от деньжищ этаких. А я — правильно — одинокий. Только я от могил Юрия и Фроси никуда не могу. И права не имею такого, чтобы покинуть их, пока мои кости не лягут рядом. Я, будет вам известно, редкий день у этих могил не сижу, мысленно не перемолвлюсь с покойными.

3

Степан Касаткин снова крутил баранку, колесил на своем ЗиЛе по хребтовским и шараповским дорогам. И дома вроде бы все ладно, все по уму. Клава — нет ей цены — так старалась после его возвращения. И приласкать по-молодому, когда ребятишек нет в избе, и накормить повкуснее, и отбирала у мужа всякую работу по хозяйству. Можно бы и отдохнуть, отмякнуть душой, позабыть о давних черных днях. Тем более, что и срок-то не велик, что провел под стражей, и кончилось все — спасибо Стукову — по-доброму. А вот остался шрам на сердце. И мысль гложет, ночами грызет прямо: над Стуковым-то много всякого начальства. Запустят наново грозную свою машину, и не устоит Стуков, и сметет злым ветром и Клаву, и ребятишек, и его… Ведь многие в поселке смотрят на него волком: убийца, автолихач, а от наказания ускользнул. Так что все может статься: Павел Селянин грозит и Яблоков пишет…

Когда однажды застучали в дверь — Степану послышалось очень громко и властно, — он выглянул в окно: у ворот стоял милицейский газик. Сердце ухнуло куда-то вниз. Вот оно, сбылись страшные сны… Степан обреченно побрел в сени, ожидая увидеть капитана Стукова.

Но на крыльце стоял не Стуков, а давний знакомый Касаткина, райотдельский водитель сержант Родченко.

— Собирайся, Касаткин, едем. Начальство ждет.

В знакомом уже Касаткину кабинете кроме капитана Стукова сидел у стола человек в штатском костюме и с любопытством рассматривал его из-под узеньких стеклышек очков.

— Здравия желаю, гражданин начальник! — как только смог бодро сказал Степан. — Доставлен, значит, по вашему приказанию.

Но капитан Стуков подошел к нему и, чего за ним отродясь не водилось, взял за плечи и даже встряхнул:

— Степан Егорович, равные мы с вами люди. Я, как вам известно, Василий Николаевич, а это — Денис Евгеньевич Щербаков. И не доставлены вы к нам, а приглашены для беседы с капитаном Щербаковым.