Антология советского детектива-9. Компиляция. Книги 1-11

— Ты что тут выступаешь, молокосос! Устроил, понимаешь, спектакль! То в дон Кихота играешь и Дульсинею Тобосскую, то бижутерией разбрасываешься! Напились, понимаете, до потери сознания и ориентировки. Не можете водку, пейте кефир. Безответственность! Только позорите честь нашего славного рабочего коллектива. А ты, Тася, — начальственно кивнул он поспешившей на зов Юрия официантке, — ступай и продолжай работать. И не слушай этого суслика. Устроили, понимаешь, представление!

Юрий скинул со своего плеча руку Чумакова, сказал с дерзкой усмешкой:

— А, ясновельможный товарищ Чумаков! Собственной персоной. Ужинаете, значит, с народом. Трогательно, аж слеза прошибает… А вот чужие разговоры подслушивать — нехорошо!.. Нехорошо, Федор Иннокентьевич, как вы любите говорить, аморально! И не бижутерия это, а мои деньги и мой каприз. И никакой я не член рабочего коллектива. Это вон Николай рабочий человек. А я — порученец, как говорит мой отец, Селянин Павел Антонович, при вашей особе.

Большие выпуклые глаза Чумакова вовсе сузились, артистически поставленный голос стал шипящим:

— Правильно, ты, Селянин, не рабочий и не порученец. Ты — просто шпана и алкоголик! И ты еще пожалеешь о своем дебоше…

Юрий словно бы от удара отпрянул назад и проговорил сдавленно:

— Спасибо, Чумаков, спасибо за все! Уж коли подслушивал сейчас, послушай и мой последний сказ. Сегодня я полдуши друзьям распахнул, а завтра… — Он понизил голос почти до шепота. — Завтра могу и всю душу…

— Распахивай! Если кто ее рассматривать станет, — усмехнулся Чумаков. — Чужая душа, как говорится, потемки…

— Федор Иннокентьевич, — напомнила о себе снова подошедшая официантка. — Давеча вы заказывали навынос бутылку шампанского. Так будете брать?

— Непременно, — с готовностью сказал Чумаков. — А этим пропойцам больше ни грамма!..

— Слушаюсь, Федор Иннокентьевич, — заверила официантка.

Держа за горлышко бутылку, точно противотанковую гранату, Чумаков медленно и грузно двинулся к выходу…

Юрий осмотрел зал, но, не уловив ни одного сочувственного взгляда, вернулся к своему столику и грустно сказал:

— Не помню, в чьей-то пьесе кто-то говорит: «Испортил песню, какую песню испортил дурак…»

— Вот и все, — со вздохом подытожила Таня. — Выпили по рюмке, Юра, не спрашивая счета, швырнул официантке на стол много денег. Та аж ахнула… На улице мы расстались. В первый раз за год пошли в разные стороны. Мы с Колей к моему дому. Юра к себе. Пошел — и не пришел никуда… — Таня потупилась, поскребла ногтем на полированной столешнице какое-то пятнышко и сказала тихо: — Так что я себя и Колю виню. Пошли бы мы тогда вместе с Юрой, сейчас бы он был живой… А мы сильно счастливые были тогда. Очень обошлись с ним круто, не дошло до нас, что маялся он чем-то… Ведь он же, подумать только, даже на Федоре Иннокентьевиче выместил зло. В тот момент все равно ему было, кто перед ним. Он бы и отца родного не пощадил… Сильно я его тогда подкосила. Но ведь сердцу не прикажешь, верно? — она улыбнулась виновато и грустно.

— Да, Таня, сердцу не прикажешь, — подтвердил Денис, думая о важных подробностях, какие только что услыхал от Матвеевых, о том, что Чумаков и другие свидетели, пожалуй, не преувеличили, расписав Стукову пьяный дебош Селянина, и Стуков на основе этих показаний сделал логически верный вывод. Не задумался только: дебош ли это был или же бунт? Бунт! Но против кого и чего?… — Конечно, можно сказать: роковое стечение обстоятельств. Вы с Николаем были слишком счастливы, чтобы думать о нем. Яблоков хотел его проводить, но Селянин отказался. А как вы считаете: Юрий, когда вы расстались, был сильно пьян?

— Да как вам сказать? — Николай пожал плечами. — В кафе пришел трезвым, выпил умеренно, говорил связно, хотя зло и непонятно. А на ногах держался твердо.

— А как же дебош? — вспомнил Денис. — Оскорбление Чумакова?

— Я считаю, не было никакого дебоша, — убежденно сказала Таня. — Была просто истерика. Или бунт против чего-то.

— Или против кого-то?

— Против меня, наверно, — предположила Таня после долгой паузы. — Я его тогда обидела сильно.

Уже убежденный в том, что версия об убийстве Юрия Николаем Матвеевым из ревности совершенно беспочвенна, Денис сказал:

— Вот теперь, через два года, и гадай, что стряслось с ним: с отчаяния сам лег под машину, пьяным упал в кювет, как думают некоторые, выбрался и отлеживался на дороге или кто-то проломил ему голову…

— Может, — начал Николай, — ни то, ни другое, ни третье? Просто на бегу подвернулась нога, упал, а вот подняться сил не хватило. А чтобы голову ему проломить… Кто?! За что?! У него же весь поселок в друзьях. Не было врагов у него. Ну, а если он стекла кому по пьянке выхлестал, так за это не убивают…

— Значит, вы не были на месте происшествия? Когда же вы узнали о гибели Юрия?

— Да утром уже. Сразу-то мы к моим родителям пошли. Сказали им, что хотим пожениться. По-старому, вроде бы спросили благословения. Папа с мамой растрогались, сразу угощение на стол. Так до утра все вместе и просидели, проговорили о будущей жизни.