— Большое вам спасибочко, Михаил Анисимович! По этому-то делу и пришла я к начальнику. Много, видно, мой муж напакостил… Да куда же его теперь?.. Ни в тюрьму, ни на работу. А детишки есть просят, одна-то я с ними не управлюсь. Четверых народила… — Ефросинья Силантьевна порозовела, кончиком косынки вытерла повлажневшие глаза. — Связался он с пьяницами, а они, известно, до добра не доведут. Последнюю копейку из дома тащит. Сил моих больше нет. А ведь не пропащий он человек. Поверите-ли, Михаил Анисимович, когда вы в больнице лежали, он сам собирался вам передачу отнести и записку…
Михаил заерзал на стуле. «Черт возьми! — про себя вспылил он, — нечего сказать, хорошее внимание!» И только профессиональная выдержка позволила Михаилу не сказать этой бедной женщине всю правду- Но все же, провожая Ефросинью Силантьевну, он попросил сухо:
— Скажите вашему мужу, чтобы он зашел ко мне.
— Сейчас же пошлю, — пообещала Ефросинья Силантьевна, — если запротивится — сама приведу! — добавила она с такой решительностью, какой Михаил никак не ожидал.
Поклонова ушла, а Михаил еще долго взволнованно шагал по кабинету. Было о чем подумать. Правильно ли он поступает, устраивая Поклонова на работу, вместо того, чтобы разоблачить его? Доказательства налицо. И все же Михаил не верил, что Поклонов может пойти на убийство. Почему не верил — Михаил и сам не понимал.
Есть люди, способные оклеветать невинного, досадить за малейшую обиду, даже подделать документы, чтобы посадить ненавистного человека на скамью подсудимых, но они не помышляют об убийстве. Трусы? Пожалуй. От этого дело не меняется. Они дрожат за свою шкуру, за свое благополучие. Они страшны, их во много раз больше, чем убийц, и все-таки их можно перевоспитывать. Предотвратить же убийство удается очень редко, обычно разбираются только последствия преступления. Трус ли Поклонов? Да, трус. В этом Михаил был уверен. Клеветать, подхалимничать, действовать исподтишка он может. Его надо переселить в такую среду, где бы он не сумел проявить свои «способности», где бы даже попытки клеветать и подхалимничать пресекались сразу и в корне.
Поклонов пришел в отделение через час. Он был чисто выбрит; поздоровался по военному, вскинув руку к козырьку.
Они стояли у окна. Поклонов, как и тогда, у себя дома, заверил, что на завод он пойдет с удовольствием.
— Надо кое от чего оторваться, — сказал он неопределенно.
— Например, от пьянства, — подсказал Михаил.
— И от этого.
— А еще от чего?
— От некоторых друзей…
Они помолчали. Закурили. Дымок расплывался над их головами в тонкую кисею и висел неподвижно, хотя окно было открыто.
— Разговор у нас, насколько я понимаю, откровенный, — заговорил Михаил. — Поэтому я хочу вам задать один довольно щекотливый вопрос.
— Давай, — сказал Поклонов, небрежно стряхивая пепел с тонкой дешевой папиросы.
— Ваша жена мне сказала, что вы хотели принести мне в больницу передачу. Это правда?
Поклонов смутился и начал пальцами тушить папиросу.
— Правда.
— И вы приносили?
— Нет.
— Почему?
Поклонов продолжал мять папиросу.
— Деньги пропил.
— Зачем же обещали жене?
— Пристала. Напиши записку да отнеси подарок, может, дескать, поможет устроиться на работу. Записку-то я отнес…
— С кем пропивали деньги?
Поклонов выбросил в окно окурок.
— Зачем тебе? Фамилию не знаю, зовут Анфиской.
Опять эта Анфиска. Кража, знакомство с Поклоновым, фотография… Какая связь между этими фактами? И есть ли эта связь?
— Через два дня зайдете к Стоичеву. Надеюсь, он устроит вас на работу, — закончил разговор Михаил.
КРУПНЫЙ РАЗГОВОР
Михаил сидел в кабинете усталый и недовольный собой. Напала хандра. «Заработался что-ли? — спрашивал он себя. — Пойти, как-нибудь развлечься?»
Убрав бумаги в сейф, Михаил потянулся и зевнул. Сказывалась бессонная ночь. Начальник отделения отослал его спать, а он сидит и думает о какой-то чепухе. Зазвенел телефон.
— Товарищ Вязов? — раздался в трубке приятный женский голос.
— Да, да, — обрадованно подтвердил Михаил, думая, что звонит Марина Игнатьевна. Но женский голос сказал:
— Здравствуйте! Я — Валя. Из больницы.
Михаил взъерошил пятерней волосы. «Ха, очень кстати. Вот оно — развлечение», — поиронизировал он над собой и, как можно мягче, ответил:
— Здравствуйте, Валя. Не забыли?
— Нет, нет. Здоровы?
— Как слон… У вас дело ко мне?
— Нет… — как-то растерянно протянула Валя. — Просто… хотела справиться…
Трубка некоторое время молчала. Михаил представлял строгое, неподвижное лицо Вали, ее сухой, равнодушный голос, привычное: «Вам, больной, волноваться не позволительно», — и неожиданно для себя сказал:
— Хотите видеть? Приглашаю вас в парк.
— Хорошо, — помолчав, очень тихо сказала Валя.
— Жду в половине десятого у курантов.
— Хорошо, — повторила она еще тише.
«Вот что значит быстрота и натиск! Решил — и пригласил! — невесело засмеялся Михаил, сознавая в глубине души, что поступил по-мальчишески. — Почему же мне не везет в любви?» Он встал и подошел к шкафу со стеклянной дверкой. Всмотрелся в свое изображение. «Чем не хорош? Видно, чем-то не хорош, коли Надя Стоичева не полюбила.»
Василий Владимирович Веденеев , Владимир Михайлович Сиренко , Иван Васильевич Дорба , Лариса Владимировна Захарова , Марк Твен , Юрий Александрович Виноградов
Советский детектив / Проза / Классическая проза / Проза о войне / Юмор / Юмористическая проза / Шпионские детективы / Военная проза / Детективы