Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2

Конечно же, руководство Соединенных Штатов не отказалось бы взять на себя ответственность за имперское правление. Тем не менее мы с Майклом Хардом полагаем, что такое суждение нуждается в уточнении. Отныне образование элиты американского общества само уже в широкой степени зависит от многонациональной структуры власти. «Монархическая» власть американского президентского строя подвержена влиянию «аристократической» власти крупных финансовых и производственных транснациональных корпораций. Одновременно она должна учитывать давление, оказываемое бедными нациями и организациями трудящихся с их ораторскими функциями, то есть считаться с «демократической» властью представителей эксплуатируемых слоев населения и лишенцев.

В результате снова становится актуальной определение имперской власти «по Полибию»[107], которое обеспечит экспансию конституции США, позволяющую ей развить во всемирном масштабе многообразие управленческих функций и вовлечь в свою собственную динамику процесс построения всемирного общественного пространства. Знаменитый «конец истории» как раз и состоит в достижении этого равновесия между королевскими, аристократическими и демократическими полномочиями, установленными в конституции США и имперски распространенными на всемирный рынок.

В действительности добрая доля претензий на господство со стороны «Империи» полностью иллюзорна. Тем не менее это не мешает ее правовому, политическому и суверенному порядку быть, возможно, куда более эффективным и, конечно же, более тоталитарным по сравнению со всеми предшествовавшими формами правления. Так как он постепенно укореняется во всех регионах мира, используя экономико-финансовую унификацию мира в качестве властного инструмента имперского строя. Более того: он усиливает свой контроль за всеми сторонами жизни. И поэтому мы настаиваем на новом, «биополитическом» качестве имперской власти, появившемся вместе с характеризующим его явлением, а именно с переходом от организации труда «по Форду» к постфордистской организации, переходом от промышленного способа производства к более обширным формам создания прибавочной стоимости (и эксплуатации): формам социальным и нематериальным, формам, охватывающим жизнь в ее интеллектуальных и эмоциональных проявлениях, во времени воспроизводства, миграционных потоках обездоленных, кочующих по континентам планеты... «Империя» строит биополитический порядок, так как сам процесс производства стал биополитическим.

Иными словами, в то время как государство-нация пользуется дисциплинарным инструментарием для организации осуществления своих властных полномочий и обеспечения процессов нахождения согласия, строя, таким образом, соответствующие социально-производственную и гражданскую модели общества, «Империя» развивает инструменты контроля, пронизывающие все стороны жизни и перестраивающие их в соответствии с производственными и гражданскими схемами, соответствующими тоталитарным способам воздействия на человеческую деятельность, на окружающую среду, социальные отношения, область культуры и так далее...

И если отрыв производства от той или иной конкретной территории побуждает общество к большей мобильности и гибкости, то одновременно это явление усиливает пирамидальное построение власти и глобального характера контроля за деятельностью общества, затрагиваемого данным процессом. Таковой представляется отныне необратимым вне зависимости от того, идет ли речь о переходе наций в «Империю», о перемещении создания богатства от предприятий к обществу и от труда к обладанию информацией или же об эволюции способов правления от дисциплинарных к контрольным.

Каковы причины такого перехода? С нашей точки зрения, они являются результатом борьбы рабочего класса, пролетариев стран третьего мира и освободительных движений, которые прошлись по бывшему миру реального социализма. Таков Марксов подход: борьба порождает развитие, пролетарское движение творит историю.

Так, борьба трудящихся против тейлоризма ускорила научно-техническую революцию, приведшую в дальнейшем к социализации и информатизации производства. Точно таким же образом неодолимый напор рабочей силы в постколониальных странах Азии и Африки породил одновременно резкий скачок производительности и рост народных движений, пошатнувших жесткость национальных рамок рынков труда. И наконец, в так называемых социалистических странах тяга к свободе со стороны новой технической и прочей интеллигенции разбила обветшавшую социалистическую дисциплину и уничтожила, таким образом, искусственный сталинский перекос всемирного рынка.