Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Акпер полез в карман, вытащив оттуда пачку денег, нагнувшись, положил пятьдесят манатов в детскую кроватку.

— Что ты делаешь? Не надо! — запротестовал я. — Не позорь нас, обижусь, клянусь, обижусь…

Я знал, что никто — ни Акпер, ни жена, ни мой пятилетний сын — не подумают, что я пригласил Акпера ради этих 50 манат. Но тем не менее, на душе у меня стало муторно, как говорится, кошки заскребли. Мне и в голову такая мысль не пришла бы, но пришла… Эта мысль — вопрос: «Ты Акпера ради этих пятидесяти манат позвал?». То ли в моих глазах, то ли в руках, то ли в дыхании, то ли чем-то еще от меня, но эта мысль непроизвольно проявилась и стала мешать моей внутренней свободе.

Мысль была нехорошей. И чтобы ее развеять, следовало заглушить, требовалось как следует выпить водки.

Акпер попросил не наливать ему много.

— Я уже пил сегодня, — сказал он.

Подняв бокал, я заметил:

— Ты хорошо поступил, что пришел в шалаш брата.

И чтоб всегда приходил, наполнил ему один бокал…

Теперь мы уже готовы были расчувствоваться, как бы нанизать на нитку далекие воспоминания.

Но, повернув лицо к Акперу, я вдруг понял, что не смогу говорить. Акпер это понял еще раньше меня. И, вероятно, поэтому он обратился с просьбой к моей жене:

— Ты знаешь, сестра, с каких пор я с Исмаилом дружу?

Повернув лицо ко мне:

— Айя, сколько лет мы уже побратимы?

В тоне вопроса, помимо родственных чувств, я почувствовал еще что-то — едва уловимое. Но что? Было ли это чувство превосходства или же просто хвастовство? Не знаю.

«Да… Пять кило черешен и 50 манатов… Есть от чего возгордиться, — невольно горько подумал я. — И это теперь, когда никто даже не здоровается бесплатно».

Ответил наугад:

— Не помню. Кажется, мы познакомились в восьмом классе. Или девятом?..

В голосе Акпера, в повороте головы, в блеске глаз все же явно читалось превосходство. Нет, он не должен так подчеркивать свое превосходство возле моего сына, который быстро все улавливает и вполне уже в состоянии отличить хорошее от плохого; возле моей жены, которая очень близко принимает все, что относится к моей персоне. Ну что ж… Я постараюсь отыграться…

— Агабаджи, — начал Акпер, — я тогда шестой класс закончил, перешел в седьмой. Мы были на эйлаге. Вдоль дороги, ведущей в Аран, я пас скот. И вдруг возле ослика я увидел мальчика одних со мной лет. Он боязливо озирался вокруг. Было ясно, что он чего-то боится. А у меня в руках, клянусь богом, была палка длиной в мой рост. Думаю, вот сейчас огрею его этой палкой, он бросит своего ослика, побежит. Я приготовился, встал на краю дороги. Громко:

— Ты кто?

Я нарочно повысил голос, чтобы этот мальчик среагировал, и ответил бы дерзостью. Тогда бы я обязательно огрел его палкой. Однако мальчик не обиделся, какое там… Жалостливо откликнулся:

— Я из Балчилы, из Балчилы иду.

Я спросил:

— А твой ослик тоже из Балчилы?

— Да, — ответил он, — он тоже из Балчилы.

И затем, опустив шею, умоляюще:

— Ты похож на моего двоюродного братца, давай станем друзьями.

А у меня сердце мягкое, руки сразу же опустились. Сказал:

— Давай.

И этот самый мальчик — это и есть Исмаил.

Акпер улыбнулся. Его чистая светлая улыбка располагала. Подумал: «Друг, даже эта твоя улыбка не спасет тебя от меня. Держись!».

— Ты поговорил, теперь давай я поговорю, — предложил я.

Начиная свой рассказ, я старался не глядеть в глаза Акпера, чтоб не сбиться.

— Это событие, о котором я хотел рассказать, случилось довольно давно… — начал я. Но, взглянув на свою жену, я на мгновение умолк. Мы с ней всегда говорили не столько друг с другом, сколько со всеми. Рассказывали о счастливых событиях жизни, о мелких бытовых происшествиях и других эпизодах. Поэтому, чтоб не сбиться, я решил говорить, глядя на блюдо перед собой, но обращаясь к Акперу: