Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Дело в том, что на выборах в депутаты доктор Джафаров проголосовал против Музаффар-муаллима — в подобных вопросах он был человеком очень принципиальным и считал, что Музаффар-муаллим не обладает достаточным интеллектом, чтобы защищать интересы Азербайджанской Республики, и поэтому как бы не стал жертвовать интересами Азербайджана ради добрососедских отношений. Но в последнее время доктору Джафарову стало казаться, что Музаффар-муаллим подозревает его в чем-то, и поэтому будет неплохо зазвать его в гости, как-никак сосед. Тогда и не останется никаких недомолвок.

Но доктор Джафаров не стал принимать окончательного решения, отложил его до завтра, по-русски говоря: «Утро вечера мудренее — трава соломы зеленее». Может быть, он пригласит на плов и Фейзи-бека, ибо, встречаясь с ним, Фейзи-бек всякий раз говорит, что с азербайджанской кухней не сравнится ни одна кухня в мире и что он хотел бы оценить, какой плов готовит Анна Викторовна.

Но и этот вопрос доктор Джафаров отложил на утро и, раздевшись, лег в постель.

Доктор Джафаров засыпал сразу, как только ложился — так было и на этот раз.

9

Проведя ночью траурную церемонию в соседнем селе, мулла Зейдулла вернулся домой поздно. Поздно же лег спать, но утром, ближе к пяти, еще во сне, ворочаясь в постели, непроизвольно стал ждать крика этого треклятого петуха, но кукареканья петуха не доносилось, и мулла Зейдулла, открыв один глаз, вслушался повнимательней: ничего не было слышно, кроме чириканья проснувшихся в своих гнездах птиц и монотонных — начавшийся ветер все усиливался — ударов волн о скалы.

Мулла Зейдулла снова закрыл глаза, желая уснуть, но сколько ни ворочался в постели, никак не мог заснуть, и в это время, как будто из небытия, донесся голос, вставай, мол, Зейдулла, глянь во двор Зарбалы, узнай, отчего не кукарекает этот зловредный петух.

Мулла Зейдулла поднялся и как был в белой рубахе и подштанниках — он их надевал одинаково и зимой и летом, — подошел к открытому окну застекленной веранды, глянул в сторону двора Зарбалы.

Зарбала сидел, куря сигарету под старым инжировым деревом.

— Эй, Зарбала, где Кащей? — крикнул мулла Зейдулла с веранды.

Зарбала не ответил, словно ждал именно этих слов муллы Зейдуллы, и шмыгнув носом, беззвучно заплакал.

30 июня 2012 г.

Мовлуд Сулейманлы (род.1943) ШАЙТАН

Шайтан обернулся мучной пылью и вылетел из мельницы через трубу. И только он вылетел, небо сразу нахмурилось, подул ветер, закачались травы. По небу заходили облака, поля и пастбища потемнели. Взвился смерч — один конец на земле, другой выше гор, — вихрясь, промчался он по ущелью и ворвался в деревню. Куры раскудахтались, попрятались кто куда.

Глухая это была деревня. Был в деревне свой Кази[7], был Молла[8]. Только было у них наоборот: Молла судил, а Кази делал, что положено Молле. Богом забытая была деревня. Никто сюда никогда не приезжал, никто отсюда не уезжал.

Смерч, что промчался по деревне, был на самом деле не смерч, а Шайтан, тот, что, обернувшись мучной пылью, вылетел из мельницы через трубу.

Промчавшись по деревне, Шайтан рванулся в ущелье. А там кони паслись — испугались Шайтана, понеслись… Шайтан раз — и вскочил на гнедого. Тот ветром летит, умчаться хочет. А как от Шайтана умчишься?

Гнедой знает, неподалеку его хозяин пашет, Бекир. Так с Шайтаном на спине и прискакал на пашню. Бекир увидел коня, бросил соху — и к нему. Ржет гнедой, да так жалобно. Не понял Бекир, что конь говорит: «Шайтан! Шайтан на воле гуляет!» Думает, так что-нибудь, успокаивает гнедого, по морде гладит.

— Что с тобой? — спрашивает. — Или сбесился?

А тот ржет, на дыбы взвивается. Сбежались со всех сторон пахари, собрались вокруг коня. То ли потому, что Шайтан гулял на воле, то ли еще почему, но только понравилось им, что гнедой беснуется. Позабавиться захотели. Один приставил руки ко лбу, как рога, и прямо на гнедого. И сразу — ветер по полю, взвился смерчем и пропал. Конь на дыбы вскидывается: «Шайтан на воле! Шайтан!»

И тут начались чудеса. Солнце взошло, стоит на небе, а мир осветить не может. Тучи по небу ходят, мельтешат перед самым солнцем. А пахари — будто их кто щекочет, стоят да смеются. И аксакалы среди них были. Тоже смеются, бородами трясут.

Бекир как хлестнет коня плеткой:

— У-у, дурной, собакам тебя скормить!.. Ветра пугаться начал!

Кричит, а у самого Шайтан в глазах. Конь видит у Бекира в глазах Шайтана, чуть не сдох от страха. А Бекир бросил плетку:

— Тьфу, Шайтан проклятый!..

И сразу меж ними смерч взвился, подхватил с земли сор, щепки и, кружась, вихрясь, прямо на мельницу. Опамятовался конь — Шайтан-то спрыгнул с него, — опустился на все четыре копыта, переступил с ноги на ногу. Встряхнулся. Положил голову Бекиру на плечо, проржал тихонько: «Меня Шайтан оседлал!»

А пахари вроде вдруг очухались, глядят друг на дружку:

— И чего это, — говорят, — мы так развеселились?.. Похоже, не к добру…