Антология современной французской драматургии.Том 1

Долгая пауза.

ПЕРВЫЙ(мягко).Ты серьезно считаешь, что, когда я предложил порекомендовать тебя, я поставил тебе ловушку?

ВТОРОЙ. Во всяком случае, ты поставил ее сейчас… Ты же видел, они решили, что я псих… и тебе хотелось, чтобы я доказал это еще нагляднее.

ПЕРВЫЙ. Ну что ты… Ты ведь знаешь, между нами с тобой… Помнишь, как мы ныряли? Когда ты меня тянул… мне очень нравилось, дух захватывало… Разве я когда-нибудь говорил, что ты псих? Обидчивый… пожалуй, да. Слегка мнительный… Нет, скажи, ты действительно так думаешь? Что я поставил тебе ловушку?

ВТОРОЙ. О, поставил… это сильно сказано. Вероятно, ты ничего и не ставил поначалу, когда говорил о поездках… Но потом, когда почувствовал, как во мне что-то дрогнуло… словно шевельнулась ностальгия… ты принялся раскладывать передо мной, выставлять… как обычно выставляешь…

ПЕРВЫЙ. Выставляю? Я? Что я выставляю? Разве я когда-нибудь хвалился хоть чем-то?

ВТОРОЙ. Хвалился? Что ты!.. Зачем так топорно… Это я, как деревенщина, пошел хвастаться. Я же просто увалень неотесанный по сравнению с тобой.

ПЕРВЫЙ. Польщен. Я-то всегда считал, что по части изощренности…

ВТОРОЙ. Да ты куда изощреннее меня.

ПЕРВЫЙ. Как? В чем изощреннее? В чем, скажи…

ВТОРОЙ. Ну, хотя бы в том, как ты обставляешь свои выставки. Изысканнее не бывает. Их совершенство в том, что никому и в голову не придет, будто они устроены тут нарочно. Просто это естественным образом находится здесь. Это существует, вот и все. Как озеро. Как гора. И точно так же, само собой, оказывается на виду.

ПЕРВЫЙ. Что «это»? Хватит метафор. Что оказывается на виду?

ВТОРОЙ. Счастье. Да-да. Много разных счастий. И каких! Самых престижных. Которые котируются выше всего. И всякие бедолаги глазеют на них, расплющивая нос о витрины.

ПЕРВЫЙ. Приведи пример, будь добр.

ВТОРОЙ. Да сколько угодно… Ну вот, если хочешь, пожалуйста, один из самых блестящих… Ты сидел передо мной… удобно расположившись в кресле… придерживая своего первенца, стоявшего у тебя между колен… картина счастливого отцовства… ты ее так себе представлял и демонстрировал мне…

ПЕРВЫЙ. Ну скажи, что я рисовался…

ВТОРОЙ. Я этого не говорил.

ПЕРВЫЙ. Спасибо и на том. Я был счастлив… вообрази, со мной такое случается… и это заметно, вот и все.

ВТОРОЙ. Нет, не все. Совсем не все. Хотя ты и правда чувствовал себя счастливым… Как вы, наверно, были счастливы, ты и Жаннина, когда стояли передо мной — идеальная пара, рука об руку, — светясь улыбками или ловя взгляды друг друга… Но краешком глаза, самым-самым краешком, косились в мою сторону, смотрю ли я… тянусь ли я всем существом… как должен тянуться каждый… А я…

ПЕРВЫЙ. Ага, вот и приехали. Я догадался. А ты…

ВТОРОЙ. А что я? Что я делал?

ПЕРВЫЙ. Ты… ты…

ВТОРОЙ. Ну, скажи, скажи, что я?

ПЕРВЫЙ. Ты завидовал.

ВТОРОЙ. Да, действительно приехали. Именно этого ты и хотел. Ты добивался, чтобы я позавидовал… Вот дело в чем. Вот в этом самом: тебе позарез нужно было, чтобы я позавидовал, а я не завидовал. Я радовался за тебя. За вас… Но только за вас. Для себя я такого счастья не хотел. И мне было ни горячо ни холодно… Не завидовал я! Нет, нет, нет, не завидовал. Я тебе не завидовал… Но как такое возможно? Получается, что это не есть Счастье? Подлинное, настоящее Счастье, повсеместно признанное, к которому все стремятся? Счастье, которое стоит любых усилий, любых жертв? Нет? Неужели? Значит, где-то там… в лесу, в чаще, спрятана царевна…

ПЕРВЫЙ. В каком лесу? Какая царевна? Ты бредишь…

ВТОРОЙ. Ну, ясное дело, брежу. Что ж ты стоишь, беги за ними, догони. «Нет, вы только послушайте, это же бред, натуральный бред… В каком-таком лесу?» Да, люди добрые, в лесу, в лесу из сказки, той, где царица спрашивает у зеркальца: я ль на свете всех милее? А зеркальце отвечает: ты прекрасна, спору нет, но в лесу, в глухой чаще, живет царевна, и она еще прекраснее… Ты, как та царица, не в силах вынести, что где-то есть на свете…

ПЕРВЫЙ. Другое счастье? Больше, чем мое?

ВТОРОЙ. Это бы еще ничего. С другим счастьем ты бы как-то примирился.

ПЕРВЫЙ. Ты меня, право, удивляешь… Я настолько великодушен?

ВТОРОЙ. Настолько. Другое счастье — ладно, пусть, даже если оно больше, чем твое. Но при условии, что оно почитается как таковое, зарегистрировано надлежащим образом и числится в ваших списках. Оно ведь непременно должно фигурировать в каталоге среди прочих видов счастья. Будь я, скажем, монахом, который счастлив в своей келье, или столпником, блаженствующим на своем столпе… проходил бы по рубрике «экстаз мистиков, святых»…

ПЕРВЫЙ. Да уж, в этой рубрике я вряд ли тебя найду…

ВТОРОЙ. Разумеется. И ни в какой другой. Это нигде не записано.

ПЕРВЫЙ. Счастье без названия?

ВТОРОЙ. Ни с названием, ни без названия. Вообще не счастье.

ПЕРВЫЙ. А что?