Антология современной французской драматургии. Том II

В открытой лавочке на узкой кровати лежит Пьеро. Он один, но думает, что Маркорядом.

ПЬЕРО. Дождь из камней, желтый свет исходит от земли, падают камни, воды, Марко, падают вниз, будто в земле возникла дыра, гигантский колодец с гладкими стенками, он спускается по спирали, ступеньками, стенки тоже земляные, а землю эту, видимо, долго утрамбовывали колотушками, я слышу их шум там внизу, на самом дне… но на краю, где нахожусь я, горит маленькая, еле заметная лампочка, крошечная крапинка в ночи, ее огонек не дрожит, ни ветерка, ни сквозняка, ни даже легкого дуновения, он горит и будет гореть до последней секунды, и, как бы слаб ни был этот свет, мы знаем, что он здесь, что он жив, что он существует сам по себе, он один такой во Вселенной, один-одинешенек, исполненный доверия к тому, что потушит его, как и к тому, что пока еще питает его жизнь, ибо жизнь его и смерть подчинены одной и той же силе. И это так просто, так понятно, что на сей раз я действительно хочу, чтобы ты меня выслушал, Марко. Смерть слушает жизнь все то время, что та говорит, а потом, когда жизнь умолкает, смерть все так же молчит, не добавляя ни слова к речи жизни. Вот откуда пошел наш обычай укрывать покойников землей, чтобы они пребывали в безмолвии, которое приняло их, чтобы закрылась огромная дыра, разверзшаяся на их глазах, и сейчас я вижу ее своими незрячими глазами, она покойна и глубока и лишена жизни и ветра. А смерти нет ни внизу, ни на стенках, ни вверху, ни по краям, я не вижу ничего, кроме самой дыры, нет, смерти не вижу, она непознаваема даже здесь, так близко, потому мне придется спуститься вниз, как в историях про древних, — их так любил Буонконте. Да, Марко, надо спускаться, не проявляя нетерпения, это то же самое, что сесть на луч, и нам еще повезло, ведь мы скользим тихонько из мрака к чему-то бездонному, и вот, когда ноги уже не чувствуют почвы, мы ложимся, и тут просто надо постепенно излиться, как изливается вода из переполненного сосуда. Марко, сожаление — это грех, ведь все останется, так что позаботься о моих растениях и о себе, неси свои фонари по дорогам, пока они, в свою очередь, не погаснут, а затем угаснешь и ты, угаснут непрерывной чередой и все остальные. Я переступил через порог, мне нечего передать тебе, за исключением этих слов и наилучших пожеланий тебе и твоей семье, не забудь про часовню, ухаживай за садом, зажигай свечи, чтобы пребывала мысль, эта светлая линия в ночи людей, в ночи не такой светлой, как та, в которую ухожу сейчас я.

Умирает.

5

ЛИМБЫ

Пьеро, двое рабочих.

Немая сцена. Темнота.

Мертвый Пьероподнимается и медленно идет по улице. Еле-еле слышна сирена со стройки, ее звук похож на тот, что используют в железнодорожных тоннелях, чтобы предупредить рабочих о приближающемся поезде. Входят двое рабочихв касках, с фонариками вроде шахтерских, хватают Пьерои довольно грубо уволакивают его со сцены. (Эта посмертная сцена, разумеется, просто предложение. Любое другое предложение также имеет право на существование и, разумеется, необязательно. Но все-таки мне кажется, что Ничто, существующее по ту сторону смерти, только выиграет, если его каким-то образом изобразить. Рабочие могут быть стражами искусства, уводящими служителя культа, но мы можем доставить себе удовольствие и обойтись без символов).

ИНТЕРМЕДИЯ

На сцене — актеры, сидевшие без дела во время репетиции сцен из «Истории Пьеро». Они отдыхают, одни собираются уходить, другие, наоборот, только появляются. К ним обращается Карбони.

КАРБОНИ. Спасибо. Завтра займемся следующими сценами. А сейчас перейдем к «Пандоре».

МАРИЯ. Прямо сейчас?

КАРБОНИ. Да, так будет лучше.

КАРЛО. А с чего начнем?

КАРБОНИ. С начала. И пойдем по порядку.

КАРЛО. Но мы еще ни разу не пробовали!

КАРБОНИ. Вот именно, так что уже пора, даже если не все готово. Ладно, все по местам! Поторапливайтесь!

ДАДДО. Темнота на сцене?

КАРБОНИ. Да, на всю ночь!

ДАДДО(осветителям).Темнота! Погасите свет!