Антология средневековой мысли. Том 1

17. Простота страсти свойственна нам от природы, свойственна нам как таковым, участие же [Бога] — от благодати. Не иначе, конечно, [благодать действует] в том смысле, что она упорядочивает то, что дает ей творение; ибо добродетели суть не что иное, как упорядочение страсти. Написано ведь о неких, что они там трепетали от страха, где нет страха (Пс. 13, 5). Страх был, но он не был упорядочен. Упорядочить его хотел господь у учеников, говоря: «скажу вам, кого бояться» (Лк. 12, 5), и Давид: «Придите, дети, послушайте меня, страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). Также и за неупорядоченность любви судил людей тот, кто сказал: «Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет» (Ин. 3, 19). Поэтому требует невеста в Песни песней, говоря: «Упорядочьте во мне любовь» (Песн. 2, 4). Подобным же образом порицали и неупорядоченную волю: «Не знаете, что просите». Но по праведному пути научены были направить свою уклонившуюся волю, когда он услышали: «Можете ли пить чашу, которую я пью» (Мк. 10, 38). И тогда же словом, а затем и примером он учил упорядочивать волю, когда в ожидании мук, моля, чтобы миновала его чаша сия, прибавил: «Впрочем, не как я хочу, но как ты» (Мф. 26, 39). Следовательно, желания, страх и любовь мы получаем от Бога, как и всякая тварь; желание же добра, страх Божий и любовь к Богу мы получаем осененные благодатью, чтобы стать Божьей тварью.

18. Ибо сотворенные, сами себе принадлежащие в свободной воле, мы становимся как бы принадлежащими Богу через волю к добру[481]. А делает волю доброй тот, кто сделал ее свободной. И для того делает ее доброй, чтобы мы были неким началом твари его: ибо, конечно, нам лучше вовсе не существовать, чем пребывать принадлежащими только самим себе. Ибо те, кто желает принадлежать только себе, знающие, словно боги, доброе и злое, становятся принадлежащими не только себе, но и дьяволу. Таким образом, свободная воля делает нас принадлежащими себе, дурная воля — дьяволу, добрая воля — Богу. Именно об этом сказано в словах: «Познал Господь своих» (2 Тим. 2, 19). Ибо тем, кто не его, он говорит: «Истинно говорю вам, не знаю вас» (Мф. 25,12). Итак, в том случае, если мы по злой воле будем принадлежать дьяволу, то в это время мы уже не Божьи; равно как, если мы становимся Божьими по доброй воле, то перестаем принадлежать дьяволу. Ибо никто «не может служить двум господам» (Мф. 6, 24). Впрочем, принадлежа Богу или дьяволу, мы не перестаем принадлежать самим себе. И в том и в другом случае сохраняется свобода выбора, которой обусловлены заслуги, поскольку по заслугам мы или подвергаемся наказанию за зло, как будто свободно совершаемое нами, или прославляемся за добро, так как мы не можем поступать не по своей воле. Этого с нами не могло бы быть, не будь мы свободными. Поистине наша воля подчиняет нас дьяволу, а не его власть; но [подчиняет] Богу — Его благодать, а не наша воля. Ибо наша добрая воля — что стало ясным, — создана благим Богом, но она не будет совершенной до тех пор, пока не будет вполне подчинена своему создателю. Неверно приписывать себе самим свое совершенство, а Богу — только создание, ибо гораздо более важно быть совершенным, чем быть созданным, и, конечно, непозволительно приписывать Богу меньше, чем нам самим. И, наконец, апостол, понимая, чего можно было бы ожидать от природы и чего от благодати, сказал: «Потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим. 7, 18). Ибо, конечно, он знал, что желать нам свойственно в силу свободы выбора, но для того, чтобы желание было совершенным необходима благодать. Желать зло — недостаток воли; желать добро — ее достоинство, а для того, чтобы желать добро, достаточно совершенства воли.