Антология средневековой мысли. Том 1

Сладкоречие взметывает эти сладкие рожки меж нежно звучащих каменьев; но это пища свиней, а не людей. Кто знает евангелие, знает, о чем я говорю[97]. Что мне, следовательно, за польза, что изображение Нептуна соотносится с таким обозначением, если я, к примеру, не почитаю ни того, ни другого[98]. Ведь для меня как какая-то статуя, так и вселенское море не есть Бог. Я согласен, однако, что более обречены те, кто почитает за богов человеческие произведения, чем те, кто почитает произведения Бога, но нам заповедано любить и почитать единого Бога (Втор. 6, 5), который сотворил все то, изображения чего почитают те [язычники], или за как бы самих богов, или за как бы знаки и образы богов. Итак, если следование с пользой установленному знаку вместо самой вещи, для обозначения которой он и установлен, есть плотское рабство, то не гораздо ли большее — принимать знаки бесполезных вещей за самые вещи? Если ты соотнесешь эти [знаки] с тем, что ими обозначается, и душу отдашь за почитание их, ты тем не менее не был бы лишен рабского телесного бремени и одеяния.

Глава VIII. Одно дело — иудеи, свободные от подчиненности знамениям, другое — язычники

12. Вот почему христианская свобода освободила как тех, кто раболепствовал перед полезными знамениями, так и близких им [людей], вдохновленных этими знамениями, возвысившихся до тех вещей, знаками которых они являются (из них составились церкви святых израильтян). У тех же, кого она нашла под [гнетом] бесполезных знамений, она не только разрушила и устранила рабское услужение таким знамениям, но даже и сами знаки, чтобы от развращенности множеством ложных богов, что в Писании часто называется в собственном смысле блудодеянием, они обратились к культу единого Бога и служили бы не знакам, хотя бы и полезным, но скорее упражняли бы душу в их духовном разумении.

Глава IX. Кто страдает от рабства у знаков, кто нет. Крещение. Евхаристия

13. Ибо раболепствует перед знаком тот, кто служит или чтит какую-нибудь значащую вещь, не зная, что она означает; тот же, кто служит или чтит свыше установленный полезный знак, понимая силу его значения, тот чтит это не потому, что оно кажущееся и преходящее, но скорее из-за Того, с Кем все подобное нужно соотносить. Такой человек духовен и свободен даже во время рабства, а потому не следует открывать эти знаки плотским душам, игу которого им нужно покориться. Такими духовными [людьми] были патриархи, пророки, и все те в народе израильском, через коих Святой Дух доставил нам помощь и утешение Писания. В настоящее же время Господь после воскресения Своего явил яснейшее доказательство нашей свободы, и мы не утомлены яжким воздействием тех знаков, которые мы уже понимаем. Но Сам Господь (и апостольское учение) передал вместо многого немногое: то, что исполнить легче легкого, [обладающее] и наивеличественным смыслом и наичистейшим почитанием, как, например, таинство крещения и прославление плоти и крови Господа. Каждый напитанный ими, когда воспринимает эти [таинства], знает, с чем они соотносятся, чтобы почитать их не из плотского раболепия, а скорее на основании духовной свободы. Но как следовать букве и принимать знаки за означаемые ими вещи относится к плотской немощи, так и пагубно интерпретировать знаки — является ошибкой опасно колеблющегося. Тот же, кто не понимает, что именно означает знак и однако же понимает, что знак есть, тот сам не опутан рабством. Но лучше покориться непонятным, но полезным знакам, чем, негодно интерпретируя их, подставлять протянутую шею в путах заблуждения под ярмо рабства.

Глава X. Как распознать, фигурально ли выражение? Общее правило.

<...>

14. К тому замечанию, благодаря которому мы должны остерегаться следовать фигуральной, то есть переносной, речи (locutio) как собственной, нужно прибавить и то, чтобы мы не желали принимать собственную [речь] за иносказательную. Следовательно, прежде всего нужно показать способ, с помощью которого можно обнаружить, собственная ли речь или фигуральная. И способ этот, бесспорно, таков: все, что, к примеру, в Божественной речи не может соответствовать моральной добродетели или истине веры, это ты признаешь фигуральным. Моральная же добродетель способствует любви к Богу и ближнему, а истина веры — познанию Бога и ближнего. А надежда принадлежит собственной совести (conscientia) каждого: каким образом она чувствует, достигает ли она любви к Богу и ближнему и их познания. Обо всем этом было сказано в первой книге.

<...>

Глава XII. Правило о словно бы постыдных выражениях и деяниях во время суда над несведущими людьми, приписываемых Богу или святым мужам. О деяниях судят по обстоятельствам