Антология странного рассказа

Проходя мимо собора Скорбящий Матери, Белесый сделал Священный знак и поклонился, почтительно глядя на пустые решетчатые окна. Именно пустые. Внутри храма Белесый чувствовал не присутствие бога, а полное, оглушительное Его отсутствие. Это ошеломляло, потому что на самом деле Бог или, скорее, боги, доступные Белесому, были повсюду. Он ощущал фонтанчики силы, наводнявшей любое пространство — Чащи, море, город… (Про Реку и говорить смешно, Река в любые времена останется богом — и не слабым.) А собор был пуст, и эта пустота казалась Белесому чудом, доказывающим силу странного, неизвестного ему Создателя. Впрочем, Капитану Део не было дела до непонятной силы, и тем более глупо придираться к Его жрецам. Из своего беспамятного прошлого Белесый знал, что любым жрецам приходится лгать и плутовать чаще, чем им бы хотелось.

Из боковой двери вышел падре Микаэль, и Капитан снова склонил голову. Он был в долгу у Падре, у единственного человека в этом городе… Может быть, и во всем этом мире.

Года три назад на ступенях этого же собора очнулся тот, кого бродяги приграничья теперь, три года спустя, называли Капитаном Део, а совсем темнокожие туземцы, живущие в Чащах, — Белесым. Тогда он не знал этих имен, не помнил своего настоящего имени… Вообще ничего не помнил. Кое-что понимал; что-то делал без раздумий — иногда странное… Но знания приходили внезапно, ниоткуда, и так же прятались… Да, он и тогда не был беспомощным; безопасным тоже, честно говоря, не был. Уличные подонки это раскусили сразу. Но устроиться в городе, врасти в местную жизнь и найти себе занятие по душе ему помог именно Падре.

Падре Микаэль с самыми добрыми намерениями даже наводил справки о его прошлом, но не преуспел. Казалось, что взрослый мужчина, странный альбинос с прозрачными серебристыми глазами и сероватой, как подмокший песок, кожей появился возле собора ниоткуда.

Разумеется, люди из стражи тоже пытались проверить его прошлое — с худшими мыслями. Сьер Данго Морено, настоящий королевский капитан, ни на миг не поверил в безобидность этого незнакомца. (Сьер Данго до последнего не верил и в потерю памяти у Белесого.) Однако они тоже ничего не нашли — ни хорошего, ни плохого; вообще ничего, как будто этот человек прежде, до своего появления на ступенях собора, жил за великим океаном. Или, может быть, не существовал вовсе… Самого Белесого это не беспокоило. Он удивлялся, но так и не заставил себя хоть немного встревожиться.

Теперь, три года спустя, Белесому казалось, что он жил тут всегда. Так же казалось горожанам. Он сумел войти в их жизнь плотно, без зазора, как входит клинок в специально для него сделанные ножны. Даже королевская стража научилась ему если не верить, то хотя бы доверять. У каждого бродяги свои секреты, но преставления о добре и зле у Капитана Део мало отличались от представлений сьера Данго и даже падре Микаэля… В сущности, думал Белесый, они вообще различаются мало. Тем более у сильных мужчин, поневоле берущих добро и зло в свои руки… Зато Белесый свободней этих двоих. Оказаться на месте королевского офицера или, не дай бог, падре Микаэля он ни за что не хотел бы.

Он ничего не должен — ни далекому королю, ни, тем более, непонятному, оглушающему своим отсутствием Богу. (Капитан Део ничего не имел против властей земных и небесных; даже жалел их в каком-то уголке памяти, по большей части скрытом от него самого.) Он свободен. Дойдя до этой мысли, Белесый ухмыльнулся. Новая сумка с ножом, флягой, мотком крепкой пеньки и еще полудюжиной самых необходимых предметов. Босые ноги. Выгоревшие, зато целые и крепкие штаны. Конечно же, свободен. Глупо ликовать, зато сущая правда. Эта радость была с ним не всегда. Определенно.

Он уже пришел домой; к хижине, которая считалась теперь его домом и вполне устраивала в таком качестве. Перебравшись от Порто-Торо, пьющего ворчливого сапожника, склонного по пьяни рассуждать о сотворении мира и его конце… (Белесый так и не понял, почему эти вопросы так волнуют его бывшего хозяина. Но волновали — до драк, до истерики…) Теперь Капитан Део жил в красе и холе, по сходной цене, хотя Мария, красавица-чоло с выводком разномастных малышей, стыдилась брать с него плату: иногда Капитан Део выкидывал ее особо буйных любовников… По большей части мужчины сами боялись трогать хозяйку, у которой такой жилец, но Мария считала его едва ли не благодетелем.

На бедной улице домик Марии бросался в глаза, как новая игрушка, забытая ребенком в сточной канаве. Стены блестели свежей розовой краской, во дворе под окнами цвели розы, лилии и яркие местные цветы, круглые и пушистые, как голова мулатки. Капитан Део ни в одной из своих жизней так и не узнал, как их зовут. Вместо занавесок в окнах развевались гирлянды пеленок, пестрых тряпок, нарезанных из старых юбок Марии. Под крыльцом дремал большой рыжий пес. Клемина, она же Ниточка, старшая дочка, тонким неустоявшимся голоском баюкала самого младшего из своих братьев.