Антология странного рассказа

Белесый снова провел пальцем по высеченному в камне лицу. Возвращения памяти… Не все в них плохо. Теперь он понял. И про маску Ворона, и почему в гробнице не пахнет стражем-покойником, и еще кое-что… И главное, задаст он сейчас кое-кому за свое знание!

Потому что героя без подлеца не бывает. Такова уж человеческая суть — за спиной героя всегда кто-то прячется и ловит свою выгоду. Иногда, правда, выгода обманчива, а судьба героического дурачка оказывается в итоге куда завидней, но это к делу не относится.

В злости капитан Део не церемонится. Вместо возни с рычагами он стучит по краю плиты, плюет, шепчет… Крышка левого саркофага плывет влево и ложится под стенкой. Внутри пусто, то есть нет ничего, кроме золота. Потом… На досуге… Белесому ни к чему, даже противно брать золото у этого покойника, но Лютр, Пузо, Шкиля, ученые сьеры, которые будут по-детски спорить и капать восторженными слюнями на каждый завиток чеканных узоров… Их-то можно порадовать… Даже Луке это золото не помешает, по сути дела, его же собственное, припасенное для загробной жизни, хотя загробная жизнь, видите, оказалась вовсе не такой, как говорили жрецы. Знали бы люди… Нет, думает Белесый, Луке не стоит напоминать именно эту прошлую жизнь— грустную, неправильную. Но все потом, потом…

Кто-то другой, не Белесый, а другой, сильный и разгневанный, бьет по камню правого саркофага. Крышка летит. Летит, грохочет об стену, выбив большой кусок росписей, ложится на пол, переломленная длинной трещиной… Капитан Део не ожидал от себя такой силы, но сейчас не до нее. Под крышкой лежит нечто… Форменное нечто, хотя по виду — обычное человеческое тело, сухое и сморщенное. Сьер Леоно начал бы лепетать о других, нетипичных обрядах погребения — без маски, без пропитанных маслом пелен, без загробных приношений и так далее. Может быть, списал бы все на странное, неполное ограбление гробницы. Если бы успел додуматься, конечно.

На самом деле в каменный ящик брошено тело кое-как, наспех убитого раба. Такому жрецы не воздают почести. Тратить на раба приношения — все равно что молиться за упокой души червяка, наживленного на крючок сноровистым рыболовом.

Потому что, — думает Белесый, быстро оборачиваясь назад, — в храме все-таки есть маска Ворона… Вот она. Прикрывает лицо, а дальше — длинное сухое тело, кстати, весьма шустрое. Для трех столетий вообще бодрячок. Похож… не на воина-кузнечика. На подлого богомола, каннибала, застывшего в засаде. Об этом типе Белесый не может думать без омерзения, хотя понятия не имеет, кто именно там, под маской… Кто именно?! Лжец, вор, подстрекатель, подлая собака, готовая обокрасть и живых, и мертвых, и богов, которым сам же этот неизвестный жрец сто раз присягал на верность, и так далее…

Фигура идет, нет, течет к стоящему среди погребальной камеры пришельцу. Белесый, смирив ярость, ждет… Ждет, хмуро глядя в стенку. На эпические росписи, сюжет которых ему слишком хорошо знаком. Разумеется.

Тонкое копье свистит мимо плеча пришельца и, едва не поцарапав стену, идет назад. Капитан Део только улыбается, подняв повыше факел. Смотрит в прорези маски. Отводит от своего тела первые, пробные удары противника. Потом, познакомившись с его силой, слегка, не думая, отмахивается от скачущей тени. Любители благородной драки дорого дали бы за такой поединок, а Капитану Део скучно. По человеческим меркам этот богомол неплохой воин, но не так хорош, чтобы достать его, Белесого.

— Ты? — наконец шипит пораженный страж гробницы… То есть, наоборот, счастливый обладатель маски, золота и покинутого, засыпанного мусором храма.

— Ну… — тянет Белесый. — А ты ждал кого-то другого? Самого Ворона?

— Ворон — это я!

— Ха! — Белесый отвечает выпадом, его нож режет клок волос — пыльных, сухих, как у мумии, — и идет назад. Тело холодит краткий порыв ветра, похожий на вздох: оно чуть-чуть разминулось с копьем.

— Не Ворон, как видишь. Ворон бы попал.

Если скормить шакалу кусок пардовой печени, эта рыжая тявкалка не станет пардом.

Рыжая… Рыжая тварь! — Именно, что рыжая… Надо же… Он вдруг понял. Белесый глядит на срезанный клочок и хохочет, хохочет до слез. Даже в полутьме волосы не черные. Не так уж много он знал светловолосых жрецов тогда, до приезда заморских сьеров.

— Хитрая падаль… — стонет от смеха Белесый, снова и снова уворачиваясь от копья. Фрески за его спиной изрядно поцарапаны, но бывшему повелителю смерти не жаль эту пакость.

— Ты! — Богомол, поперхнувшись, останавливается. — В их одежде! С ними… Зачем тебе маска Ворона?

— Ни за чем… — пожимает плечами Белесый. — Отдам одному здешнему…

Он затрудняется, как назвать сьера Леоно на древнем, сто лет не существующем языке. (Нож и копье свистят. Капитан Део, пусть и разъяренный, не спешит кончить поединок единственно возможным способом.) Наконец он говорит «нанги», младший жрец, это слово ближе всего к статусу захудалого дворянина, имеющего, впрочем, кое-какие деньги и знания.

— Он ее сильно хочет.