Антология суицидологии. Основные статьи зарубежных ученых. 1912–1993

Rosenbaum M. 1983. Crime and Punishment // The Suicide Pact. Archives of General Psychiatry. V. 40. P. 979–982.

Salih M. A. (1981). Suicide Pact in a Setting of Folie-a-Deux // Br. J. of Psychiatry. V. 139. P. 62–67.

Santy P. A. (1982). Observations on Double Suicide: Review of the Literature and Two Case Reports // Am. J. of Psychotherapy. V. 36. P. 23–31.

West D. J. (1967). Murder Followed by Suicide. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

I. О «смерти вдвоем» на примере самоубийства Генриха фон Клейста

В монографии, посвященной Генриху фон Клейсту, Сэджер (Sadger, 1910) обратил внимание читателя на ряд соображений, касающихся психологических предпосылок желания умереть вместе с любимым, разделить с ним смерть. Поскольку профессиональный журнал предоставляет больше возможностей для анализа, чем монография, предназначенная для широкой аудитории, мне хотелось бы прокомментировать два соображения, которые остались незатронутыми Сэджером (как я полагаю, преднамеренно).

Что касается общего психосексуального значения идеи смерти, то здесь добавить совсем нечего. Фрейд, Штекель и другие исследователи довольно подробно описали мазохистские фантазии, включающие в себя эту идею, это показано в монографии Сэджера. В целом мифологическое и фольклорное представление о смерти как духе, свирепо нападающем на человека, базируются именно на таких фантазиях.

Однако вопрос о «смерти вдвоем» является более сложным и определяется несколькими мотивами. Наиболее очевидный из них – вера в существование загробного мира, места, где осуществляются все несбывшиеся в этой жизни мечты. Заключенная в этой вере надежда на исполнение желаний играет ту же роль, которую она выполняет при неврозах и психозах; дающееся ею утешение, как единогласно признают теологи, возрастает по мере того, как жизнь переполняется разочарованием и скорбью. То же самое можно сказать и о желании умереть вместе с любимым человеком, что ярко иллюстрируется теми дополнительными обстоятельствами, которые побудили фон Клейста совершить самоубийство (Sadger, 1910, р. 60–61). Однако, как показывает Сэджер (Sadger, 1910, р. 56–58), Клейста безудержно влекло к смерти, и это нельзя объяснить его жизненными обстоятельствами. Большинство психоаналитиков, вероятно, согласилось бы с выводами Сэджера (Sadger, 1910, р. 60) о том, что «его желание умереть вместе с возлюбленной являлось практически тем же самым, что и желание спать или лежать рядом (изначально, конечно же, с матерью)», и «могила, к которой так стремился Клейст, была просто эквивалентом материнского ложа». Это ясно подтверждают слова самого фон Клейста: «Должен признаться, что для меня ее могила дороже ложа всех императриц[6]мира». Мысль о том, что смерть состоит в возвращении на небеса, где все мы родились, то есть в утробу матери, знакома нам, в частности, из религии.

Более глубокие мотивы объединяют эту тему с некрофилией. Первым из них является садистический импульс, который может возгореться от мысли о соединении с мертвым человеком – отчасти из-за беспомощности и отсутствия сопротивления последнего, отчасти благодаря мысли, что мертвая любовница никогда не устанет от ласк, способна безгранично терпеть и остается навеки верной. Последняя мысль о ненасытности мертвых часто повторяется в литературе, посвященной вампиризму. Например, в стихах Гейне, посвященных «Доктору Фаусту»[7], где вызванному духу Елены принадлежат такие слова:

Ты волшебными чарами вызвал меня
Из холодной и темной могилы,
И желанья огнем оживил ты меня –
Погасить это пламя нет силы.
О, прижми ты уста к моим жарким устам
С человеческим чудным дыханьем
И дай выпить умершей всю душу твою
Мертвецов ненасытным лобзаньем.
(Пер. М. Шелгунова

)