Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

{8} Иначе: «страсти», в смысле движения неразумных («страстных») частей души, в которое они приводятся разумной ее частью в соответствии с природой.

Гл. 33

{1} όρέξις; у переводчика: «желание».

{2} По Аристотелю, эти три вида стремления соответствуют трем частям души; в частности, хотение — стремление разумной (букв.: «просчитывающей», λογιστικόν) части[1164].

{3} Немесий повторяет Аристотел[1165], который, вероятно, исходит из того, что в одном субъекте в один и тот же момент не может быть нескольких враждующих между собой стремлений одной и той же способности души (ср. схол. {2} выше).

{4} По Аристотелю, и невоздержанный, и воздержанный отличаются, с одной стороны, от разнузданного (который никак не противоборствует своим противоестественным вожделениям)[1166], с другой — от целомудренного (который никаких противоестественных вожделений не испытывает)[1167], а с третьей — от бесчувственного (у которого способность к чувственным вожделениям вообще ниже естественной)[1168].

{5} Отметим, что ни Аристотель, ни (пока) Немесий, не утверждают, что само наше осознанное предпочтение (προαίρεσις) принадлежит к вещам, «зависящим от нас». Отождествлять аристотелевский προαίρεσις со «свободной волей» поэтому нет оснований. Тот факт, что мы выбираем из того, совершение или не совершение чего зависит исключительно от нас, сам по себе не означает, что исключительно от нас зависит и то, каким будет наш выбор (в том смысле, что в тех же точно обстоятельствах мы — точно такие, как мы есть, — могли бы сделать иной выбор).

{6} Как поясняет Аристотель, предметом осознанного предпочтения может быть только такое деяние, цель которого ему внеположна (т. е. «несоврешенное» — см. выше схол. {4} к главе 29), так что само деяние по отношению к цели выступает в роли средства.

{7} βούλευσις; у переводчика: «обсуждение», или «совещание».

{8} Аристотель уточняет, что сюда же относится то, чего мы можем достичь благодаря друзьям, поскольку и в этом случае действие будет исходить от нас (т. е. в нас иметь свое производящее начало) [1169].

{9} Этот момент присоединения стремления никак не выделен у Аристотеля[1170], но на него указывает уже Хрисипп:

Ведь многое не может осуществиться без того, чтобы и мы этого хотели, и прилагали к [осуществлению] этого усерднейшее старанне и рвение, так как Судьбой [в силу всеобщей причинной связи] этому предопределено осущес гви гься при [помощи] этого [нашего усилия][1171].

То, что мы достигаем чего‑то иногда лишь благодаря инициативе, проявление которой никак не «запрограммировано» нашей «ролью» в данной ситуации (т. е. не требуется в ней от нас никаким законом, человеческим или Божественным), таким образом, не опровергает, но вполне вписывается в разработанную стоиками детерминистскую концепцию. С точки зрения последней наш «свободный выбор» между косностью и творческим усилием оказывается обусловленным сформированными у нас в ходе нашей «предыстории» установками (ср. выше схол. {8} к главе 30), а наше достижение — предопределенным с необходимостью, но не независимо от нашей творческой инициативы, а «со–определенно» с ней. Принцип «со–пред–определенности»[1172] был выдвинут стоиками против приволившегося им возражения, что их понимание Судьбы[1173] как всеохватывающей причинной связи, будь оно верным, представляло бы «довод в пользу бездействия» (άργός λόγος)[1174]. Странным образом, выдвинутое стоиками доказательство не–бесполезности усилий, несмотря на предопределенность их результата, Ориген заимствует у них для опровержения именно такой предопределенности (которую он предлагает отличать от предведення результата Богом):