Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

История полемики св. Кирилла с Несторием хорошо извесгна, и здесь нет смысла ее повторять. Скажем лишь кратко, предваряя публикацию текстов св. Кирилла, что вслед за тем, как христологические воззрения Нестория стали ему известны, он написал «Послание отшельникам», в котором взгляды Нестория обличались без упоминания его имени. Несторий ответил на это обвинением Кирилла в неоправданном нападении на него; св. Кирилл в «Первом послании к Несторию» поставил всерьез вопрос о его христологических заблуждениях. Каждая из сторон обращалась в это время в Рим к папе Целестину, при этом Несторий имел неосторожность намекать папе, что дело изгнанников–пелагиан, находившихся в Константинополе, может быть разобрано там заново, т. е. что их, возможно, изгнали несправедливо. Св. Кирилл же, в отличие от Нестория, в своей политике в отношении Рима умело использовал отрицательное отношение Рима (которое разделял и сам св. Кирилл) к чрезмерному с его точки зрения возвышению Константинополя, претендовавшего на статус Второго Рима уже после II Вселенского собора. Впрочем, не следует преувеличивать эти второстепенные для веры моменты; главное было в умении св. Кирилла убедить Рим в своей богословской правоте и неправоте Нестория.

Когда благодаря св. Кириллу до Рима дошли обстоятельные сведения о богословии Нестория, архидиакон Лев — будущий папа Римский Лев Великий — поручил составить опровержение учения Нестория прп. Иоанну Кассиану, выдающемуся подвижнику и богослову, долго жившему на Востоке империи, который сам был не чужд богословия Антиохийской школы благодаря своей близости со св. Иоанном Златоустом, у которого он нашел в свое время приют как один и гонимых монахов, подозревавшихся (в его случае — несправедливо) в оригенизме. Таким образом, критика Нестория началась сразу с нескольких направлений; св. Кирилл ополчился на него, исходя из традиций александрийского богословия, а прп. Иоанн Кассиан вырабатывал римскую позицию, исходя, отчасти, из наследия самой Антиохийской школы, что повлияло впоследствии и на богословие св. л\ьва папы Римского, одобренное на IV Вселенском соборе в Халкндоне. В свою очередь, св. Кирилл, узнав, что Несторий поощрял тех радикалов среди своих сторонников, которые анафематствовали именование Девы Марии «Богородицей» (сам Несторий этого, впрочем, не делал, но и не рвал общения с радикалами), написал свое «Второе послание к Несторию», где не только защищал основные положения александрийской христологии, но и формулировал обвинения в адрес Нестория и тех догматических формул, многие из которых стали уже привычными для антиохийского богословия еще со времен Диодора Тарсского, а затем и Феодора Мопсуестийского. Теперь соответствующий подход к христологии и эти привычные формулы были поставлены под вопрос. Оба иерарха продолжали борьбу за умы двора и клира и в целом ряде других сочинений. При этом, серьезной ошибкой Нестория в церковной политике было, помимо недипломатичного обращения к Риму, еще и неспособность установить правильные отношения с авторитетными монашескими кругами столицы. Опорой Нестория оставалась по преимуществу Антиохия и Сирия, и лишь отчасти духовенство столицы; св. Кирилл же, напротив, умел найти опору и во дворце, в первую очередь, в лице императрицы Пульхерип, и среди монашества столицы, не говоря уже о Риме.

Основной упор, который делал св. Кирилл в полемике с Несторием, был на том, что наше спасение мог осуществить только Сам Бог, Который и воплотился, т. е. речь шла об отстаивании единства Сына Божия до и после Воплощения, единстве Того, Кто, будучи изначально Логосом, Сыном Божиим, воспринял нашу природу от Девы Марии, так что Логос воплощенный — это не какая‑то иная ипостась, но Сам Предвечный и Единородный Сын Божий. Именно этому исповеданию, с точки зрения св. Кирилла, угрожало учение Нестория, ставящее иод сомнение именование Девы Марии «Богородицей», т. е. то, что это именование следует понимать в собственном смысле. Разве Сын Божий не Бог? Разве не Сам Он воплотился и родился от Марии? В этом смысле, как считал св. Кирилл, именование «Богородица» безупречно и выражает суть христианского догмата о Боговоплощении.

Отстаивание св. Кириллом единства Сына Божия и православного догмата о Боговоплощении имело для него и очень важное сакраментальное значение. В самом деле, только исповедание Тела Христова Телом Бога, Каковым является Логос, делает причастие этому' Телу в Евхаристии и участие в Теле Христовом, Церкви, — причастием Богу; в противном случае, можно говорить лишь о причастии человеку[1645]. Поэтому для св. Кирилла православное учение о Боговоплощении было неотделимо от его сотериологического измерения: только причастие Богу поистине спасительно, т. е. служит обожению верных[1646].