Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

Поэтому, не зная того, что должно думать о воплощении БогаСлова, и не желая потрудиться на широком поприще Священных Писаний, чтобы сподобиться света ведения, он должен бы был принять внимательным слухом по крайней мере то всеобщее и единогласное исповедание, которое исповедуют все верующие: «Веруем в Бога Отца вседержителя, и в Иисуса Христа, единородного Сына Его, Господа нашего, родившегося от Духа Святого и Марии Девы».

Этими тремя изречениями ниспровергаются ухищрения всех почти еретиков. Ибо когда веруем, что Бог есть и Вседержитель и вечный Отец, то этим уже доказывается, что Сын совечен Ему и ничем не разнствует от Отца: потому что рожден от Бога Бог, от Вседержителя Вседержитель, от вечного совечный, а не позднейший по времени, не низший по власти, не отличный по славе, не отдельный по существу. Он же, вечного Отца вечный Единородный, родился от Святого Духа и Марии Девы. Это временное рождение ничего не убавило у того божественного и вечного рождения и ничего к нему не прибавило, но всецело предало Себя на спасение заблудшего человека, чтобы и смерть победить, и «силою своею сокрушить дьявола, имущего державу смерти» (Евр. 2, 14). Ибо мы не могли бы победить виновника греха и смерти, если бы нашего естества не воспринял и не усвоил Тот, Которого ни грех не мог уязвить, ни смерть — удержать в своей власти. Он зачался от Духа Святого во чреве Матери Девы, которая как зачала Его пребыв девою, так и родила сохранив девство».

Но если он не мог почерпнуть точного понятия из этого чистейшего источника христианской веры, потому что он собственным ослеплением затемнил для себя блеск очевидной истины: то обратился бы к учению евангельскому, где Матфей говорит: «Книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля» (Мф. 1,1); поискал бы наставления также в проповеди апостольской, и, читая в Послании к Римлянам: «Павел раб Иисус Христов, зван апостол, избран в благовестие Божие, еже прежде обеща пророки своими в писаниих святых, о Сыне своем, бывшем от семене Давидова по плоти» (Рим. 1, 1–3), с благочестивою любознательностью приступил бы к книгам пророческим, и нашел бы обетование Божие, данное Аврааму: «И благословятся о семени твоем вси языцы» (Быт. 22, 17). А чтобы не недоумевать о свойстве сего семени, пусть последовал бы апостолу, который сказал: «Аврааму же речени быша обеты и семени его; не глаголет же: и семенем, яко о мнозех, но яко о едином: и семени твоему, иже есть Христос» (Гал. 3,16). Пусть также внял бы внутренним слухом своим пророчеству Исаии, который говорил: «Се дева во чреве зачнет, и родит Сына, и нарекут имя ему Эммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог» (Ис. 7, 14; Мф. 1, 23); прочитал бы с верою и сии слова того же пророка: «Отроча родися нам, Сын и дадеся нам, его же начальство на раме Его; и наречется имя Его: велика совета ангел, чуден, советник, Бог крепкий, князь мира, отец будущаго века» (Ис. 9, 6). Тогда не стал бы говорить, пустословя, будто Слово стало плотию так, что Христос, рожденный из девической утробы, имел образ человека, а не имел истинного тела [такого же, как тело] Матери. Не потому ли, может быть, он признает Господа нашего Иисуса Христа не имеющим нашего естества, что ангел, посланный к благословенной Марии, говорил: «Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя; темже и рождаемое [от тебя] свято, наречется Сын Божий» (Лк. 1, 35), то есть, так как зачатие Девы было действие божественное, то и плоть зачатого не была от естества зачавшей? Но это рождение, исключительно удивительное и удивительно исключительное, должно быть понимаемо не так, чтобы необыкновенностью рождения уничтожилось свойство рода. Плодотворность Деве дарована Духом Святым, а истинное тело заимствовано от [ее] тела. И когда таким образом Премудрость созидала себе дом, «Слово плоть бысть, и вселися в ны» (Ин. 1,14), то есть в той плоти, которую Оно заимствовало от человека и которую одушевило духом жизни разумной.