Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

В начальный период изгнания Севиром был написан трактат «Против нечестивого Грамматика», адресованный пресвитеру Иоанну Грамматику Кесарийскому, составившему около 511 г. «Апологию Собора в Халкидоне». Севир ознакомился с ним еще во время своего патриаршества, но ответить смог только в 519 г. Иоанн Грамматик был первым богословом, который попытался применить к христологии триадологическую терминологию Каппадокийских огцов. В частности, он настаивал на том, что две природы во Христе являются общими природами Божества и человечества. Севир, в свою очередь, полагал, что общее существует либо частным образом в единичности, либо как отвлеченное понятие, и что если Христос воспринял общую природу человечества, то Он воплотился во всех единичностях человеческого рода[1780].

В 520—527 гг. Севир вел полемику с Юлианом Галикарнасским, с которым он был знаком еще по Константинополю, где они совместно выступали против патриарха Македония, а потом встретился в египетском монастыре Энатон в 518 г. Памятниками этой полемики стали «Три письма к Юлиану», «Против томоса Юлиана», «Против предположений Юлиана», «Против прибавлений Юлиана», «Против Апологии Юлиана», а также «Апология Филалета». Позиция Юлиана состояла в том, что во Христе по соединении нет различия не то.\ько природ (в смысле частных прпрод, т. е. идеальных единичностей, не имеющих никаких эмпирических определений), но также сущностей (в значении вторых сущностей Аристотеля), свойств и действований[1781]. По этой причине Юлиан, полагая (при формальном признании единосущия нам Христа но плоти), что Христос есть Бог по природе, настаивал на нетленности человечества Христа с момента рождения, тогда как Севир полагал, что тело Христа стало нетленным только после Воскресения[1782].

От Севира Антиохийского дошел корпус из 315 посланий, большое количество гомилий, а также некоторые литургические произведения, в частности гимны.

Практически все произведения Севира сохранились лишь в переводе на восточные языки, прежде всего на сирийский, и кроме того, на саидский диалект коптского (коптские переводы имеют важнейшее значение, поскольку дают более полную версию текста в отличие от сирийских, которые зачастую опускают спорные и малопонятные места), а также на арабский и эфиопский. На греческом сохранились лишь небольшие фрагменты в сочинениях сторонников Халкидона.

Историко–философские предпосылки триадологии и христологии Севира

Чисто исторических сведений относительно того, какие философские течения повлияли на богословские построения Севира Антиохийского, недостаточно. Можно предположить, что всерьез изучать философию он мог во время пребывания в Александрии в 485–487 гг., когда еще был язычником. Менее вероятно, что философия занимала его в период обучения в Бейруте (с 487–го до начала 490–х гг.), во–первых, по причине того, что он уже де–факто был христианином, а во–вторых, в Бейруте, славящемся своими юристами, не было сколь‑нибудь значительной философской школы[1783], и если даже занятия философией имели место, то вряд ли они существенно скорректировали философские установки Севира.

Захарий Схоластик не упоминает, чтобы Севир посещал какие бы то ни было философские лекции. Среди его учителей он называет софиста Иоанна Скорописца и выдающегося ритора Сопатра[1784]. В Бейруте Севир посещал школу юриста Леонтия[1785]. Из языческих авторов, которых читал Севир, упоминается лишь ритор Либаний[1786] (учитель имп. Юлиана и великих Каппадокийцев, популяризатор неоплатонизма). Однако следует усчитывать одну особенность жития, составленного Захарией, которое является основным источником по александрийскому периоду жизни Севира. Несмотря на то что автор был очевидцем описываемых mi событий, из биографии патриарха Антиохийского полностью исключены какие‑либо идейные искания. Если Захария опускает то, что Севир был язычником[1787], неудивительно, что и факт приобщения к языческой мудрости им не освещен. При этом Захария описывает несколько эпизодов обращения язычников из среды александрийских студентов (φιλόπονοι) и их полемику с языческими риторами, что предполагает не только знакомство, но и на определенном этапе погружение в сферу языческой мысли. Вполне вероятно, что нечто подобное имело место и в случае Севира. Это подтверждает его арабское житие, которое, хотя и контурно, но передает факт обращения Севира от ложной философии к истинной — христианской[1788].