Антология восточно–христианской богословской мысли, Том I

Астерий не делал акцента на учении об изменяемости Сына, характерном для Ария, которое вносило сотериологический элемент в доктрину последнего (поскольку, согласно Арию, если Сын изменяем, то Он в определенном смысле равен остальным людям), но разрабатывал космологическую составляющую хрпстологической концепции Ария. В системе Астерия элиминируется представление о Сыне как о существе, по особенностям своей природы близком ко всем людям, и, хотя Астерий говорит о Сыне как об одном из людей, он рассматривает Его в качестве первой из тварей по чести и близости к Богу; специфика понимания Астерием этого первенства и первородства позволяет ему сравнивать Сына с солнцем, осиявающим видимый мир: «[Сын] первый из созданных и один из умных природ (των νοτ}των φύσεων). И как солнце в видимом мире есть одна из вещей видимых и по повелению Божию сияет всему миру, так Сын, будучи одной из умных природ, и Сам светит и сияет для всех сущих в умном мире (έν τω νοητφ κόσμψ)»[344]. Здесь мы встречаемся с парафразой из Оригена[345], но и, в целом, с влиянием на Астерия платонической традиции[346] в плане философского языка и аллюзий.

Важной является специфика переосмысления Астерием арианского понимания применения понятия «отцовства» в отношении Бога, что связано также и с пониманием Христа как Сына Божия. Арий утверждал, что Бог не может называться Отцом до того, как Он создал–родил Сына, и потому Бог был Отцом не всегда: «Бог не всегда был Отцом; но было, когда один был только Бог и не было еще Отца; впоследствии же соделался Он Отцом»[347]. В понимании Астерия хотя и «было, когда Сына не было», но Бога и до рождения Сына (Христа) можно называть Отцом, т. к. существование Сына, когда Его актуально еще не было, имело место в замысле Отца вследствие полноты Божественной жизни, могущей распространиться в направлении дарования бытия Сыну[348]:

Отец до рождения Сына имел предварительное знание (επιστήμην), как рождать, потому что и до врачевания имеет знание, как врачеать.<…>По благотворной щедрости создан Сын и по избытку сил сотворил Его Отец[349].

Учение о том, что Бог является Отцом и до рождения Сына (Христа), рожденного «из ничего» посредством воли Отца, Астерий разделял со своим товарищем по братству лукианистов Феогнисом Никейским[350] ^— видимо, это учение было популярно в школе Лукиана.

Представление Астерия о том, что Бог был Отцом и до рождения Сына, свидетельствует о различных тенденциях в арианском лагере относительно понимания статуса Сына: более радикальную позицию в плане отделенности Христа от Бога разделял сам Арий; несколько же смягченный вариант, подразумевающий определенную внутреннюю связь Бога и Христа (Сына), пусть и проявляющуюся в представлении о потенциальном бытии последнего в замысле Отца, был характерен, в частности, для Астерия. Соответствующее учение Астерия позволило ему не разделять положение учения Ария, согласно которому Сын по Своей природе изменяем, но в отношении Его постоянства в благой воле Он является предузнанным Богом прежде век (в этом проявляется элиминирование Астерием того антропологического измерения в христологии, которое присутствовало в системе Ария). Важнейшие же общие моменты для христологии Ария и Астерия, определявшие принадлежность их к единой церковной партии, это формула: «Было, когда [Сына] не было» и акцент на понимании происхождения Сына по воле Отца в противовес пониманию рождения Богом Сына по природе, развиваемого свв. Александром Александрийским и Афанасием[351].

Это большее, по сравнению с учением Ария, сближение, связывание Христа (Сына) с Богом (Отцом) в системе Астерия выражается также и в том, что Астерий, в отличие от Ария, не делал акцента на изменяемой природе Христа, из чего для Астерия следовало и положение о тождественности по воле между Богом–Отцом и Сыном, поскольку Сын совершенно послушен Отцу и с необходимостью всегда следует и исполняет Его волю. Траюуя Ин. 10, 30 («Я и Отец — одно»), Астерий следует пониманию Оригена[352], согласно которому это место из Пнсания указывает на единство в воле Бога–Отца и Сына. Астерий пишет:

Поскольку чего хочет Отец, того хочет и Сын, и Он не противоречит Отцу ни в волениях, ни в помыслах (τοϊς νοημασιν), но напротив того, во всем с Ним согласен (σύμφωνος), соблюдая тождество волений н преподавая учение сообразное и тесно соединенное с научением Отца, то в этом смысле Он и О гец — одно[353].

О том же имеется свидетельство у Маркелла:

Ведь Астерии доказывал, что Отец и Сын одним и тем же являются только потому, что Они во всем согласны. Ведь Он говорил так: изза полного согласия в словах и делах, «Я и Отец — одно»[354].

Фактически, это Астериево понимание роли Сына означает, что Сын есть орудие Отца, посредством которого последний исполняет Свою волю в отношении сотворенного Им космоса[355].