Антон-Горемыка

– А то, что он послал его продавать ее… податей заплатить нечем…

– Э! вот оно что… Стало, мужик добре бедный!…

– Какой бедный! совсем разоренный; а все через него же, управляющего… этакого-то господь послал нам зверя…

– Драчлив, что ли?

– Такой-то колотырник, так-то дерется, у-у-у!… бя-да! – отвечал Пантюха, махнув рукой и садясь на лавку подле товарища, – и не то чтобы за дело; за дело бы еще ничто, пущай себе; а то просто, здорово живешь, казнит нашего брата…

– Что и наш, верно, – перебил ярославец, молчавший все это время, – у нас вотчина-то большая, управляющий-то из немцев, такой же вот бядовый! ни богу, ни людям, ни нам, мужикам… смерть! Раз вот как-то иду я и, признаться, не заприметил, шапку ему не снял; ну хорошо; как подошел он ко мне да как хватит меня вот в эвто само место; ну хорошо; я ему и скажи в сердцах-то: Карл Иванович, за что, мол, ты дерешься? как он, братцы, хлысть меня в другую; ну хорошо; я опять: бога, мол, не боишься ты, Карл Иваныч… Как почал таскать, так я инда и света не взвидел, такой-то здоровенный, даром что немец… А спроси, за что бил, я чай, и сам не знает; такое, знать, уж у него сердце… ретив, больно ретив…

– Поди ж ты, иной барин не так спесив: мужичка жалеет…

– Эти-то, что из нашего брата, да еще из немцев, – хуже, – заметил старик, – особливо как господа дадут им волю, да сами не живут в вотчине; бяда! того и смотри начудят такого, что ввек поминать станешь… не из тучки, сказывали нам старики наши, гром гремит: из навозной кучки!… Скажи, брат, на милость, за что ж управляющий-то ваш зло возымел такое на землячка… Антоном звать, что ли?

– Думает, он понес на него жалобу барину в Питер…

– А, вот что! э! ишь!… – послышалось в толпе, которая все плотнее и плотнее окружала разговаривающих.

– А жалобу-то не он совсем и понес, коли на прямые денежки отрезать, по душе сказать. Она пошла от всего мира… он виновным только остался…

– Как так?

– Да вот как… Старый барин наш помер, тому лет пять будет; Никита и остался у нас управляющим. По настоящему делу ему не след было бы; да так уж старый барин пожелал… он, вишь, выдал за него при живности своей свою любовницу; ее-то он жаловал, она и упросила…

– Стало, любил ее барин?

– А так-то любил, что и сказать мудрено… у них, вишь дочка была… она и теперь у матери, да только в загоне больно: отец, Никита-то, ее добре не любит… Ну, как остался он у нас так-то старшим после смерти барина, и пошел тяготить нас всех… и такая-то жисть стала, что, кажись, бежал бы лучше: при барине было нам так-то хорошо, знамо, попривыкли, а тут пошли побранки да побои, только и знаешь., а как разлютуется… беда! бьет, колотит, бывало, и баб и мужиков, обижательство всякое творит…

– Ну, а молодые-то господа?

– Молодые господа наши, сын да дочь, в Питере живут… мы их николи и в глаза-то не видали… вестимо, братцы, кабы они здесь жили или понаведывались, примерно, хошь на время, так ина была бы причина… у нас господа по отцу, добрые, хорошие, грех сказать, чтобы зла кому пожелали, дай им господь за то много лет здравствовать! Вот мой брат был в Питере и говорит: господа важные!… Да где ж им самим до всего доходить? вотчин у них много, и то сказать, всех не объездишь; живут они в Питенбурхе, – господа! они рады бы, может статься, особливо барин, в чем помочь мужикам своим, да, вишь от них все шито да крыто; им сказывают: то хорошо, другое хорошо, знатно, мол жить вашим крестьянам, ну и ладно, они тому и верят, а господа хорошие, грех сказать; кабы они видали, примерно, что мужики в обиде живут от управляющего да нужду всяческу терпят, так, вестимо, того бы не попустили… Управляющему, знамо, какое до нас дело? нешто мы его? дана ему власть над нами, и творит, что ему задумается; норовит, как бы последнее оттянуть от мужичка… И добро бы, братцы, человек какой был, сам господин али какого дворянского роду, что ли; все бы, кажись, не так обидно терпеть, а то ведь сам такой же сермяжник, ходит только в барском кафтане да бороду бреет… а господа души, вишь, в нем не чают, они нашего мужицкого дела не разумеют, все сполняют, что ему только поволится… Ну, как почал он так-то обижать нас, видим, плохо; вот вся деревня наша и сговорилась написать жалобу молодому барину в Питер; время было к самому розговенью… а сговорившись-то, и собрались так-то ночью в ригу, все до единого вросхмель, как теперь помнится, а рига такая-то большая, за барским садом стоит… был с нами и Антон…

При этом имени в толпе произошло движение, некоторые из слушателей наклонились еще ближе к рассказчику, и почти в одно и то же время со всех концов послышалось: «ну, ну!»

– Он, нужно сказать, – продолжал фабричный, – изо всего нашего Троскина один только грамоте-то и знал… уж это всегда, коли грамоту написать али псалтырь почитать над покойником, его, бывало, и зовут… ну, его и засадили; пиши, говорят, да пиши; подложили бумагу, он и написал, спроворили дело… Ну хорошо, послали в Питер, никто и не пронюхал; зароком было бабам не сказывать, и дело-то, думали, споро, ан вышло не так…