Антон Райзер

Райзер заверил его, что имеет при себе все бумаги, удостоверяющие его личность. Это и латинская афиша о школьном действе в Ганновере, где он держал поздравительную речь в честь английской королевы, на каковой афише – в форме Райзерус, а не Райзер – было напечатано его имя. Это и типографски изданный Пролог к «Дезертиру по сыновней любви», где он был указан как автор, и стихи на вступление в должность нового учителя, под которыми в числе других старшеклассников стояло и его имя.

Он не хотел показывать эти документы без крайней необходимости, пока ему не дали ясно понять, что принимают его за бродягу.

Теперь же он предъявил эти печатные свидетельства и, по мере того как он их выкладывал, они оказывали все более сильное действие, на что он сперва даже не рассчитывал.

Для начала он извлек большую латинскую афишу и указал на ней свое имя: Райзерус. Это позволило учителю снова проявить познания в латинском языке – перевести ее на немецкий, – и заметно подняло Райзера в его глазах.

Затем Райзер достал Пролог и показал присутствующим свое имя, напечатанное немецкими буквами. Это еще больше всех убедило, а учитель по такому случаю рассказал, что когда-то тоже играл на сцене в Иезуитской школе и его имя было тогда напечатано на афише.

Напоследок Райзер выложил стихотворение, под коим его имя стояло рядом с именами его соучеников, и тем окончательно развеял все сомнения, будто он не тот, чье имя на разные лады напечатано на всех этих бумагах. Даже вербовщик сидел молча и, казалось, проникся к нему уважением.

После этого его оставили в покое. Он спросил перо и бумагу и принялся переводить немецкими гекзаметрами один из гимнов Гомера. Вечером снова явился школьный учитель и между ними завязалась беседа. Так прошел день, на исходе которого Райзер спокойно заснул.

Когда же утром он проснулся, небо было по-прежнему хмуро, дождь стучал в окно, и настроение Райзера начало портиться. Он поднялся со своего соломенного ложа и с мрачным видом уселся за стол. Продолжать работу над гомеровскими гимнами ему не хотелось, он подошел к окну и стал вглядываться в небо, не покажется ли на нем хоть небольшой просвет. В это время с утренним визитом явился вчерашний солдат.

Пока Райзер одевался и заплетал косицу, вояка снова принялся за свое: рассыпался в комплиментах его сложению и длине его волос и выразил сожаление, что Райзер чурается воинской службы.

К разговору присоединился и школьный учитель. Оказывается, они еще с вечера обратили внимание, что предъявленные документы не имели на себе печати и поэтому едва ли Райзеру удастся миновать здешних вербовщиков, так что лучше уж ему сразу сдаться первому, кто к нему приступил.

Так прошел еще день, ставший для Райзера, прочно здесь застрявшего, одним из несчастнейших в жизни. Вечером, однако, небо прояснилось, и к Райзеру снова вернулось мужество.

Он призвал на помощь все свое красноречие, дабы самым убедительным образом доказать им, что он действительно имеет твердое намерение учиться в Эрфурте, от чего ничто на свете не может его отвратить, и наконец, по всему судя, они вняли его словам.

Школьный учитель сказал ему на латыни: если он наутро соберется в Мюльхаузен, то встретит на дороге хозяина гостиницы, который уезжал, чтобы привезти сюда свое семейство (suos).

Однако солдат, к ужасу Райзера, вызвался проводить его и вывести через лес на дорогу.

Назавтра с утра пораньше солдат был уже тут как тут, в полной готовности выйти вместе с Райзером. Он хотел было заплатить за Райзера по счету, но тот наотрез отказался.

Они вышли из деревни Оршла и стали подниматься на возвышенность по направлению к Хенихену. Солдат не говорил ни слова. Когда они проходили рощей, Райзер с минуты на минуту ждал решения своей судьбы, отвратить которое он был не в силах.

Вдруг солдат остановился и с жаром заговорил: Райзеру следует еще раз подумать, не намерен ли он обратиться к другому вербовщику, ибо единственное, что его, солдата, воистину заденет за живое, так это если он узнает, что Райзер все-таки пошел служить и тем вроде как его предал. Если же Райзер и впрямь твердо решил учиться, то остается только пожелать ему удачи и счастливого пути.

С этими словами он повернулся и зашагал прочь, а Райзер все не мог прийти в себя, пока не миновал изрядный кусок дороги, где ему не встретилось ничего приметного, если не считать горбуна, гнавшего перед собой двух свиней и заговорившего с ним по-латыни, так как он принял Райзера за студента.

Это и был хозяин гостиницы в Оршле, о котором школьный учитель сказал, будто он пошел за своими (suos), тогда как на самом деле хозяин ходил за свиньями (sues), коих школьный учитель просклонял по второму склонению и тем возвысил до своих.

Как только Райзер вышел на простор и убедился, что за ним никто не следит, его неожиданно охватила радость, однако опасность, только что избегнутая, заставила его серьезнее задуматься о своем будущем.