Антон, женись на мне (СИ)

Это привлекло внимание прохожих и прочих пассажиров, отчего несколько особо любопытных даже остановились и достали телефоны, желая заснять такие интересные разборки. Сто процентов они узнали Антона и теперь не могли пройти мимо.

Парень хватается за больную щеку, а его глаза также начинают полыхать почти адским огнем.

— А что ты, собственно говоря, хотела, если решила постоянно динамить? Что я стану монахом и перестану смотреть на других девушек? — злость сквозила в его каждой фразе, а сердце колотилось, как шальное. Антон внутри осознавал, что собственноручно сейчас роет себе яму, из которой вряд ли кто-то захочет его спасать, но совершенно не может сдержать себя.

— Да что ты вообще о себе возомнил? Богом себя почувствовал? Было бы чем гордиться — футболистишка мелкий, который даже и играть не умеет. — Саша била по самым больным местам, чтобы сильнее, чтобы и ему было плохо, не только ей. Антон также меняется в лице, ведь не отреагировать на такие заявления он определенно не может. Его карьера для него на втором месте после семьи, и он никому не позволит такое о нем заявлять.

— А ты подумала, что я буду бегать за тобой до скончания века? Да я только свистну — ко мне десяток таких, как ты прибежит и будут готовы на всё! — никогда Миранчуку еще не было так мерзко от своих же слов, но механизм был запущен, и молчать он не мог, просто не мог в силу характера и желания, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.

Впрочем, Саша тоже всегда предпочитала заканчивать разговор на своей ноте, опуская собеседника почти ниже плинтуса. С Миранчуком ей было даже неуютно сейчас, ведь он тоже за словом в карман не лез и обижал ее, причем, обижал довольно сильно.

— Какой же ты подонок, просто хренов моральный урод! — Саша процедила это сквозь зубы с таким презрением, отчего сердце парня рухнуло куда-то в пятки, и он осознал, каким мудаком он сейчас выглядит.

Майорова не стала дожидаться, пока ее снова затронут, и резко развернувшись, пошла к своему вагону. Антон сориентировался довольно быстро, догнав ее и снова схватив за руку, теперь уже в районе локтя. Саша практически зарычала, но повернулась к нему, не хотела еще больше разыгрывать спектакль, зрителей которого становилось все больше и больше.

Миранчук сверлил ее взглядом, не в силах что-то еще сказать, впитывая ее красоту и блеск глаз, словно, в последний раз.

— Отпусти меня немедленно, — голос девушки немного дрогнул, но она смотрела слишком решительно, отчего Антон разжал хватку и отпустил Майорову. — Не смей меня больше никогда трогать. Я тебя ненавижу.

Саша последний раз прожигает его взглядом и уходит.

— Я люблю тебя, — кричит ей вслед Миранчук, привлекая еще больше внимания, а кто-то улыбается, явно радуясь, что сумел запечатлеть такое унижение известного футболиста на камеру.

Саша на мгновение замирает, услышав такие заветные для нее слова, но не оборачивается и твердо идет дальше, переваривая свое тупое унижение, которого сегодня она хлебнула сполна.

Антон срывается с места и почти бежит совершенно в другую сторону, стараясь покинуть платформу, где и он хлебнул унижения, что для него вообще ударом было. Уже около перехода он тормозит и оборачивается, словно свято верит в то, что Саша переступит через себя, особенно после того, как сейчас он ее обидел, и бросится его догонять. Майоровой, естественно, поблизости не было, отчего парень теперь уже бежит, сломя голову к ней, которая навсегда украла его сердце.

Саша подходит к проводнице около своего вагона и протягивает ей паспорт с билетом, желая, как можно скорее выехать домой. Девушка смотрит на проводницу, внимательно изучавшую документ, когда позади нее слышатся стремительно приближающиеся шаги. Антон снова в который раз разворачивает Сашу к себе лицом, и, чтобы она не успела ничего сказать, впивается в ее губы. Майорова отвечает ему сразу же, снова капитулирует перед ним, но ведь внутри она так хотела, чтобы он все же ее остановил, не дал уйти и порвать и так слишком тонкую нить между ними.

Они целуются жадно, словно выпивая друг друга до дна, показывая, насколько они важны, насколько любимы, ведь это уже очевидно, как белый день. Со всех сторон слышатся вспышки камер, но Антону настолько все равно, что он только сильнее прижимает Сашу к себе, целуя жарче, наслаждаясь ее губами.

Майорова целует с не меньшим неистовством, отчего у Миранчука просто крыша едет, настолько сильным он сейчас испытывает кайф. Оторвавшись на несколько секунд от порядком уже припухших губ, парень опускается ниже, касаясь открытой шеи, вызывая у девушки только судорожных вздох — настолько ей нравилось происходящее.

Проводница, до этого взиравшая на них, словно на сумасшедших, забирает себе билет, а паспорт вкладывает в открытую девичью сумку, отчетливо понимая, что Александра уже никуда не поедет.

***