Антоний и Клеопатра

Да, он нравился ей как любовник, и Цезарион только выиграет, получив еще одного брата. «Амун-Ра, Исида, Хатор, дайте мне сына! Мне только тридцать три года, я еще не так стара, чтобы деторождение было опасным для представителя рода Птолемеев».

— Я тоже скучала по тебе, — повторила она. — О, это восхитительно!

Уязвимый, весь в сомнениях, не зная, что ждет его в Риме, Антоний вполне созрел для проведения в жизнь планов Клеопатры и сам, по собственному желанию, упал ей в руки. Он достиг того возраста, когда мужчине от женщины нужен не только секс. Он очень нуждался в партнере, чего он не мог найти ни среди своих подруг, ни среди любовниц и менее всего в своей римской жене. А эта царица среди женщин действительно была во всем равной ему, царю среди мужчин: власть, сила, амбиции пронизывали ее до мозга костей.

И она, сознавая это, использовала все возможное время, чтобы осуществить свои желания, которые не касались ни плоти, ни духа. Гай Фонтей, Попликола, Сосий, Титий и молодой Марк Эмилий Скавр — все были в Антиохии. Но этот новый Марк Антоний едва замечал их, как и Гнея Домиция Агенобарба, когда тот прибыл, оставив свое губернаторство в Вифинии ради более важных дел. Он никогда не любил Клеопатру, и увиденное им в Антиохии только усилило эту неприязнь. Антоний был ее рабом.

— Это даже не сын с матерью, — сказал Агенобарб Фонтею, в котором чувствовал союзника, — это собака со своим хозяином.

— Он преодолеет это, — уверенно сказал Фонтей. — Сейчас он ближе к пятидесяти, чем к сорока годам. Он уже был консулом, императором, триумвиром — всем, кроме неоспоримого Первого человека в Риме. Во время его бурной молодости в компании с Курионом и Клодием он был знаменитым бабником. Но ни одной женщине он не открывал свою душу. Теперь настала пора, отсюда — Клеопатра. Пойми это, Агенобарб! Она самая могущественная женщина и сказочно богата. Она нужна ему, она как щит для него против всех.

— Cacat! — воскликнул не выносивший ее Агенобарб. — Это она использует его, а не он ее. Он стал мягким, как пудинг!

— Как только Марк Антоний покинет Антиохию и окажется на поле сражения, он станет прежним, — успокоил его Фонтей, уверенный в своей правоте.

К большому удивлению Клеопатры, когда Антоний сказал Цезариону, что тот должен вернуться в Александрию и править там как царь и фараон, мальчик уехал без малейшего протеста. Он не провел с Антонием столько времени, сколько надеялся, однако им удавалось несколько раз выезжать из Антиохии на весь день, чтобы поохотиться на волков или львов, которые проводили зиму в Сирии до возвращения в скифские степи. Но Цезариона нельзя было обмануть.

— Знаешь, я не идиот, — сказал он Антонию после их первого убитого льва.

— Что ты имеешь в виду? — спросил ошарашенный Антоний.

— Это населенная страна, слишком многолюдная для львов. Ты привез его из диких мест ради спортивного интереса.

— Ты чудовище, Цезарион.

— Горгона или циклоп?

— Совершенно новый вид.

Последние слова, сказанные Антонием перед отъездом Цезариона в Египет, были весьма серьезными.

— Когда твоя мать вернется, — сказал он, — ты должен будешь слушаться ее. Сейчас ты обращаешься с ней деспотически, не считаешься ни с ее мнением, ни с ее желаниями. Это в тебе от твоего отца. Но в тебе нет его ощущения реальности, которую он понимал как нечто существующее помимо него. Развивай это качество, молодой Цезарь, и когда ты вырастешь, ничто тебя не остановит.

«А я, — подумал Антоний, — буду слишком стар, чтобы думать о том, что ты сделаешь со своей жизнью. Хотя мне кажется, для тебя я был больше отцом, чем для своих сыновей. Но ведь твоя мать очень много значит для меня, а ты для нее — центр вселенной».

Она ждала пять рыночных интервалов, прежде чем нанести удар. К тому времени все вновь назначенные цари и правители уже посетили Антиохию, чтобы засвидетельствовать свое почтение Антонию. Не ей. Кто она такая, как не еще один монарх-клиент? Аминта, Полемон, Пифодор, Таркондимот, Архелай Сисен и, конечно, Ирод. Очень важничает!

Клеопатра начала с Ирода.

— Он не отдал мне ни денег, которые я одолжила ему, ни моей доли от доходов с бальзама, — пожаловалась она Антонию.

— Я и не знал, что он должен тебе деньги и долю от доходов с бальзама.

— Должен! Я одолжила ему сто талантов, чтобы он мог поехать в Рим со своим иском. Бальзам был частью уплаты долга.

— Завтра утром я отправлю с курьером письмо, в котором напомню ему.

— Не надо напоминать! Он не забыл, просто он не любит отдавать долги. Впрочем, есть способ заставить его вернуть долг.

— Правда? Какой? — осторожно спросил Антоний.

— Пусть уступит мне бальзамовые сады в Иерихоне и право добывать асфальт в Асфальтовом озере. Бесплатно и целиком — все мое.

— Юпитер! Это же равносильно половине доходов всего царства Ирода! Оставь его в покое вместе с его бальзамом, любовь моя.

— Нет, не оставлю! Деньги мне не нужны, а ему нужны, это правда. Но он не заслуживает того, чтобы его оставили в покое. Он жирный слизняк!

Какая-то мысль позабавила Антония. В его глазах появился блеск.

— Может, тебе нужно еще что-то, мой воробышек?