Антонин Дворжак

Представляя себе, какой интересной и полезной для него могла бы быть личная встреча с Брамсом, Дворжак в один из первых дней 1878 года вдруг собрался и поехал в Вену. К сожалению, Брамса он не застал дома. Тот уехал в Лейпциг. Дворжак оставил у него привезенные ноты, нанес визит Ганслику, а вечером, имея несколько часов до поезда, пошел слушать концерт Венской филармонии, в котором исполнялась Серенада для духовых инструментов Моцарта. Дворжак не знал этого произведения раньше, и оно произвело на него сильнейшее впечатление.

Вернувшись в Прагу, он тотчас же засел писать свою Серенаду для духовых с виолончелью и контрабасом. Через две недели эта ре минорная Серенада (op. 44) была готова.

То был период, когда друзья Дворжака — Карел Бендль, Адольф Чех и Йозеф Лев — особенно настойчиво побуждали композитора устроить концерт из своих произведений. Больной Сметана уже не дирижировал, не выступал как пианист. Чешскому музыкальному искусству нужна была новая крупная фигура. Дворжак колебался: аренда концертного зала стоила больших денег. Окупится ли этот расход? И все же, вспоминая, как тепло была встречена пражская премьера оперы «Хитрый крестьянин», Дворжак решил готовиться к такому концерту.

Серенада вполне подходила для задуманной программы. Нужно было еще какое-то симфоническое произведение. Небольшое, но яркое, впечатляющее. Перебирая различные образцы, Дворжак остановил свое взимание на «Венгерских рапсодиях» Листа. Это была та форма одночастного произведения, которая давала композитору большую свободу. А Дворжаку именно это и нужно было сейчас.

И вот, вслед за Серенадой, одна за другой, с небольшими перерывами во времени, рождаются три «Славянских рапсодии» Дворжака. В это время композитор был увлечен чешским эпосом. В частности, его воображение занимали образы так называемой «девичьей войны», в связи с тем, что драматург Зейер предложил ему либретто для новой оперы о легендарной деве-воительнице Шарке, задумавшей с подругами восстановить в стране матриархат. Это очевидно сказалось на характере музыки рапсодий. Определенную роль сыграли и симфонические поэмы Сметаны, воспевавшие историческое прошлое Чехии, особенно его «Вышеград». Во всяком случае, хотя у нас и нет сведений, что Дворжак руководствовался какой-либо определенной программой, образный строй всех трех «Славянских рапсодий», эмоциональная окраска их отдельных эпизодов говорят о том, что они связаны с чешским героическим эпосом, легендарным прошлым страны.

Первая рапсодия напоена ароматом древности. Тут праотец Чех и княжна Либуше. Мирный труд. Спокойная жизнь на лоне природы.

Вторая рапсодия контрастирует ей. Широта и напевность мелодий первой рапсодии сменяются четким, упругим ритмом второй. Это картины кровавых битв и сражений, словно Шарка кликнула клич и повела в бой своих воинственных подруг.

Третья, завершающая цикл, рапсодия представляет собой ряд картин, овеянных романтикой средневекового рыцарства. Здесь охотничьи сцены и турниры, галантность кавалеров, поклонение и возвышенная любовь. Ганслик в восторге отмечал: «Кто смог написать первые четырнадцать страниц этой партитуры, должен быть признан необычайным, истинным и крепким талантом…»

Параллельно со «Славянскими рапсодиями» писались мелкие сочинения: три новых песни для Йозефа Льва, который, несомненно, должен был участвовать в предстоящем концерте; два фурианта для фортепиано; ряд небольших пьес для двух скрипок, виолончели и фисгармонии под общим названием «Мелочи», или, лучше сказать, «Безделушки».

Приподнятое настроение, связанное с предстоящим концертом, дополнилось еще одним радостным событием: жена подарила Дворжаку дочь Отилию. Теперь он снова был отцом, и сознание этого наполнило сердце его радостью. О куске хлеба думать уже не приходилось — стипендия и гонорар за частные уроки вполне удовлетворяли запросы не избалованного судьбой композитора и его преданной жены. Они даже сменили квартиру на более удобную и просторную, переехав на Житную улицу в дом «у Пешинских». В довершение радости Зимрок прислал письмо, в котором просил Дворжака написать для него несколько «Славянских танцев» по типу «Венгерских танцев» Брамса. Книжный рынок неуклонно сигнализировал о возраставшем интересе к славянской музыке и литературе. Зимрок не хотел упустить случая заработать.

Иоганнес Брамс

В душе Дворжака все пело и ликовало. В таком состоянии сочинить танцы, да еще на славянской интонационной основе, ему ничего не стоило. Давно ведь известно, что в песнях чехи изливают грусть и меланхолию, а радость, веселье они всегда выражают в танце. Отсюда упругий ритм, быстрое движение танцевальных мелодий, искрящийся задор, жизнерадостность.