Антонио Сальери. Интриган? Завистник? Убийца?

«Потом он отпустил меня. Мое сердце переполнялось радостью, благодарностью и восхищением его августейшей персоной. Это, без сомнения, был один из самых приятных моментов в моей жизни, и я никогда не смогу забыть его. Мое счастье не знало границ, когда пришел Сальери и сказал, что мне повезло, и я понравился; эти слова поддерживали меня во время моей короткой театральной карьеры в Вене. <…> Они руководили моим вдохновением при сочинении произведений, которые я представлял для императорского театра. И именно они позволили мне выйти победителем из борьбы, которую я вынужден был вести с жалкой сворой педантов и голодных писателей, с завистливыми подонками, настоящей чумой от литературы…»

Как видим, Лоренцо да Понте не жалеет уничтожающих эпитетов для описания своих конкурентов, которые, как и он, мечтали занять место, освободившееся после смерти Метастазио. Одним из таких конкурентов был Джованни-Баттиста Касти, талантливый либреттист, работавший с такими популярными композиторами, как Сальери и Джованни Паизиелло.

При этом Антонио Сальери, находясь над этой схваткой, здорово помог своему соотечественнику, только начинавшему карьеру в Вене. Более того, он даже согласился поработать с ним вместе над очередной оперой.

Дело в том, что именно в этот момент в Вену приехала на гастроли великолепная труппа, составленная из самых известных в Италии певцов. И, конечно же, многие либреттисты бросились предлагать для них свои произведения.

Лоренцо да Понте в своих «Мемуарах», позабыв про скромность, пишет:

«Я должен был из уважения к Сальери доверить ему написать музыку к моему первому произведению; он действительно был одним из первых мэтров того времени. Я предложил ему на выбор несколько разных сюжетов. К несчастью, выбор пал на сюжет, наиболее лишенный признаков будущего успеха: это был «Богач на день». Я начал работу, и мне не потребовалось много времени, чтобы понять разницу, существующую между идеей и ее осуществлением. По мере того, как я писал, проблемы под моим пером множились без конца. Сюжет не давал мне ни достаточного количества характеров, ни ситуаций, способных поддерживать зрительский интерес в течение двух или трех часов, пока должно было идти представление. <…>

После всего сказанного нетрудно себе представить сложность положения, в котором я оказался; двадцать раз я хотел бросить все написанное в огонь и попросить отставки. Тем не менее, совсем сломав себе голову и перемолившись всем святым, я подошел к концу и завершил пьесу. Потом я спрятал ее в глубине стола и достал лишь через две недели, чтобы перечитать с уже более холодной головой. Она мне показалась еще более жалкой, чем раньше; однако нужно было сдавать работу Сальери, который уже закончил первые сцены и не давал мне покоя по поводу остального».

Понятно, что Сальери его торопил: такой шанс упускать было нельзя. Но да Понте все тянул и тянул, и Сальери уже начал нервничать. Когда же композитор увидел окончательный вариант либретто, он сказал:

— Это хорошо написано. Тут есть арии и сцены, которые мне нравятся, но нужно будет сделать кое-какие изменения — для повышения эффекта от музыки, а не по какой-то другой причине.

«Что же это оказались за изменения? — пишет в своих «Мемуарах» Лоренцо да Понте. — Искалечить, удлинить или укоротить почти все сцены, вставить новый дуэт, изменить слог в середине одной арии, добавить хоры, которые пелись бы… немцами! Устранить почти полностью все речитативы, и, следовательно, нанести ущерб развитию сюжета…»

Короче, Лоренцо да Понте был взбешен. И такова была его благодарность. То есть он не только не последовал указаниям более опытного мастера, но и принялся спорить с ним, совершенно не понимая, что конкуренты не дремлют, и что затягивать процесс до бесконечности нельзя.

А ведь конкурентами были Джованни Паизиелло и Джованни-Баттиста Касти, очень популярные в тот момент в Вене. Впрочем, да Понте понимал это, ибо сам же написал, что «в Вене только и говорили, что о Касти и Паизиелло».

И они все сделали раньше, и успех их оперы был огромным. Да и могло ли быть иначе, если певцы были безупречны, декорации и костюмы — красивы, а музыка — божественна.

Соответственно, Сальери потом в течение года не мог представить «Богача на день». За это время он успел съездить в Париж, а оттуда он вернулся под впечатлением от музыки Глюка, которая, как признается Лоренцо да Понте, «сильно отличалась от нашей».

Все это, наложившись одно на другое, привело к тому, что композитор поругался со своим либреттистом. Как пишет Лоренцо да Понте, «Сальери однажды даже торжественно поклялся, что лучше даст отрубить себе руку, чем напишет хоть ноту на мои стихи».

На самом деле, они еще будут работать вместе (над операми «Аскур», «Верный пастор» и «Цифра»), но это будет позже. Пока же победил Джованни-Баттиста Касти. В связи с этим, Лоренцо да Понте вспоминает:

«Что касается Касти, то он вел со мной войну другим способом: он вставал на мою защиту, но его похвалы наносили мне больше вреда, чем это сделала бы честная критика».