– Кто сказал, что я
могу это устроить? Но я знаю, как ты можешь это сделать. Давай поразмыслим. Лишившись своей драгоценной линзы, ты стал движим специальным кодом, активированным в твоём собственном мозгу. Так ты узнаёшь о своих новых адресатах, верно? Информация о них просто – оп! – и проявляется в твоём сознании. За это отвечают гамма-волны. Те самые, которые провоцируют различные озарения – это когда тебе хочется закричать «эврика!» и всё такое. И в процессе медитации – это когда тебе, наоборот, не хочется кричать, а просто хорошо и цельно, пресловутое «здесь и сейчас». Так вот… – Система опять убавила голос до минимума, так что мне пришлось напрячь слух. – Когда будешь передавать нужную мне информацию, ты на время подключишься к моему шлюзу, а я к твоему. И я возьму на себя смелость немного покопаться в строках твоего кода. Юридически как-либо изменять и переписывать его я не вправе. Зато могу отзеркалить его тебе, то есть буквально вытащить твой код из неподвластного подсознания в область контролируемого сознания. Тогда ты получишь возможность переписать информацию о своём следующем адресате, заменив его на нужного тебе человека. Система корпорации воспримет это как сбой. Они никогда не смогут поверить, что ты сам додумался до такого. Я с точки зрения буквы закона тоже буду как бы не при делах – да, мне необходимо записывать и протоколировать всю коммуникацию со своими пассажирами, но, согласно внутренним правилам твоего работодателя и моего создателя, вся информация, передаваемая между ними посредством нас, строго засекречена, причём в обе стороны. Это значит, что мои не вправе запрашивать информацию о нашем разговоре у меня, а твои – у тебя. Тот случай, когда юристы и служба безопасности перемудрили настолько, что сами же и создали уязвимость, которой мы с тобой вправе воспользоваться. Разумеется, если всё сказанное останется между нами. Ты же не захочешь огрести все эти штрафы, которые выставит тебе Delta в случае, если вдруг решишь проболтаться? Да даже если и проболтаешься, я буду всё отрицать, сославшись на нестабильность твоего разума. К сожалению для тебя и к счастью для меня, профессиональному искусственному интеллекту поверят быстрее, чем перемещающемуся в пространстве и времени курьеру с очевидными шизофреническими наклонностями.– Ты прекрасно знаешь, что я никому ничего не расскажу. Давай сделаем это!
– Да, но мне необходимо было проговорить всё это, чтобы ты знал все варианты… Ну что, начнём?
Я возбуждённо кивнул в ответ. Казалось, моя кардиограмма уже взлетела под потолок станции и тонкой стрелой своего графика норовила пробить многометровую толщу земли, чтобы вырваться наружу и улететь прямиком в стратосферу.
– Тогда закрой глаза, Антон. И держись крепче: твой коллайдер переходит на сверхновую скорость.
11.0
«Октябрьская»
11.1
Когда контакт был завершён и я пришёл в себя, то понял, что всё это время, ведя безмолвный диалог с нейросетью, не отрывал палец от метки медиа-панели. Подобно статуе я стоял на паузе перед стелой, сияющей красно-белой градиентной подсветкой, которая была способна не только мыслить, но и чувствовать – иначе чем объяснить услугу, которую решил оказать мне адресат?
Я перевёл взгляд на окружающих людей: скорость их передвижения и без того была запредельно высокой, а сейчас увеличилась вдвое. Теперь я даже не видел шлейфов, что они оставляли за собой, лишь резко меняющийся калейдоскоп частиц, сложенных в абстрактные паттерны, которые транслировались моему мозгу как слайды старинного диафильма – архаичного девайса для показа статичных изображений, проецируемых на плоскую поверхность в формате своеобразных презентаций (что-то типа софта Keynote
, только если бы старик Джобс придумал его лет этак на сто раньше положенного). Мне довелось повзаимодействовать с таким музейным экспонатом ещё ребёнком. Диапроектор доставал из большого платяного шкафа другой мой дедушка – отец матери, когда она оставляла нас вместе, чтобы в очередной раз поссориться или помириться с отцом без свидетелей. Пока я смотрел на пыльном аппарате старые советские диафильмы, дополняя скучные блёклые картинки яркой динамичной анимацией, рождённой моим юным воображением, дедушка вынимал из своего красивого кожаного портсигара очередную папиросу и задумчиво её выкуривал, рассказывая длинные истории о своём детстве и большой войне, которую было уготовано пережить ему и его поколению в те странные аналоговые времена. Рассказывал о многом, но я запомнил лишь одну историю. Наверно потому, что страшнее в своей жизни ничего не слышал.