Антонов. Последний пожар

– Ты береги себя, Саша, – сказал на прощание Степан Гаврилович. – И помни: ты для меня всегда только «сын».

– Спасибо, отец, – произнёс Шурка, обнимая Степана Гавриловича. Потом он расцеловался с сёстрами и Димкой и скрылся в сереющем мареве утра.

Путь Шурки лежал в село Коноплянку, что расположено недалеко от Инжавино. Село было большим. Сюда иногда направляли политических ссыльных, чтобы они не разлагали общество в крупных городах. Поэтому они разлагали общество где придётся, то есть по всей России. К одному из них, Большакову Матвею, и шёл Шурка. Знакомая дорога лентой вилась по опустевшим полям, пересекала овраги и через рощицы бежала дальше. Было сыро, и Антонов зябко поёживался. Шёл быстро, так как день приближался.

В Коноплянке, укрывшись в большом бревенчатом доме от посторонних глаз, Антонов с Большаковым обсудил предстоящую операцию.

– Шурка, мне за честь провернуть с тобой дельце, – сказал Большаков, потирая ладони от удовольствия.

– Обожди радоваться, – остановил его Антонов. – Давай сначала кассу возьмём.

– С тобой возьмём! – Большаков был уверен в исходе дела. – Был я там на днях. Дверь лёгкая. Из охраны – один сторож старый. Не должно быть проблем. Вдвоём справимся.

– Нет, так не пойдёт, – возразил Шурка. – Должно быть пять человек. Внутрь втроём войдём, один у входной двери на стрёме останется, а один в стороне с лошадьми. Всё может случиться.

В вопросах грабежа Антонов был уже большим стратегом, выверял всё до мельчайших деталей.

– Есть у тебя люди на примете? – спросил он Большакова.

– Есть тут братья Фирсовы. К политике они отношения не имеют, а лёгкие деньги любят. Конокрады. Один из них, Лёнька, сидел уже.

– Такие подойдут, – одобрил Шурка кандидатуры. – Обо мне им лишнего не говори. Дадим рублей по пятьсот и в разбежку. Предупреди их сегодня, пусть лошадей приготовят. А завтра часов в шесть вечера тронем.

– Понял. Кто пятый?

– Ты Ишина из Калугино знаешь? – спросил Шурка.

– Немного.

– Я вызвал его, подъедет завтра. Ещё вопросы есть?

– Есть. Оружие будет? – это для Большакова было важно. С оружием он чувствовал себя увереннее.

– Есть два нагана. Этого хватит, – зевая широко открытым ртом, ответил Антонов.

Он не спал вторую ночь и сейчас буквально валился с ног. Перед эксом необходимо было как следует выспаться. Когда потом ещё придётся?

– Где тут можно вздремнуть? – спросил Шурка у хозяина.

Тот показал ему место, и Антонов, положив наган под подушку, заснул чутким сном. Большаков в это время направился к Фирсовым.

Около шести вечера вся банда была в сборе. Фирсовы привели верховых лошадей. Коротко поздоровавшись с братьями, Антонов изложил им суть дела. Подъехал Ишин, и они с Антоновым по-приятельски обнялись. Перекинувшись парой фраз, компания тронулась в путь.

Стемнело быстро, как темнеет обычно во второй половине осени. Небо было плотно затянуто тучами, что обещало успех предстоящему делу. Места эти коноплянские мужики знали хорошо, поэтому двигались не главной дорогой, а узкими тропами, чтобы не нарваться на случайных путников. Ехали молча к окраине Инжавино.

Недалеко от станции группа спешилась, и один из Фирсовых отвёл коней в овражек. Четверо бандитов уверенно направились к освещённому зданию вокзала.

– Иван, оставайся здесь, у дверей. В случае опасности стреляй, – Антонов был уверен в Ишине. Этот не подведёт и не убежит, бросив товарищей.

Несмотря на поздний час, в помещении оказалось несколько девушек, которые ожидали ночной поезд. Антонов, мгновенно оценив обстановку, грозно крикнул:

– Всем стоять! – и выхватил наган.

Испуганные девушки подняли руки вверх, непонимающе глядя на вошедших.

– Вяжи их, – скомандовал Шурка, и бандиты быстро уложили девушек лицом в пол и связали им за спиной руки.

На шум с заднего двора вошёл станционный сторож, но тотчас получил наганом по голове от Большакова. Оглушённого сторожа Фирсов связал и уложил возле пассажирок. Антонов, не мешкая, вошёл в комнатушку кассы.

– Деньги на стол! – закричал Шурка поднявшемуся из-за стола кассиру.

Ошалев от вида направленного на него нагана, кассир рухнул на пол и запричитал, обнимая ноги Антонова: «Пощади, голубчик!». Шурка не ожидал подобного поворота и немного опешил, а кассир продолжал:

– Ты деньги возьмёшь, а меня потом в тюрьму посадят. Скажут, что это я взял. Я – старый человек. У меня дети малые сиротами останутся.

– Мы есть идейные революционеры, боремся с властью, а простых граждан не обижаем, – ответил Шурка. – У меня самого отец старый.

– Вот и смилостивись, барин, напиши записку, что это ты деньги взял, – продолжал ныть кассир, размазывая по лицу слёзы.

Антонову стало противно от жалкого вида старика. Он поморщился и сказал:

– Ладно, напишу. Давай деньги. Живо!

Трясущимися руками кассир выложил деньги из конторки на стол.

– Эй, – крикнул Антонов в зал. – Один сюда. Второй там смотри.

– Иду, – донеслось из зала. В кассу вошёл Большаков и принялся считать деньги. Немного успокоенный сторож помогал ему раскладывать стопки с банкнотами, то и дело косясь на Шуркин пистолет.