Читаем Антропный принцип полностью

Было начало одиннадцатого, накатывался душный жар, прозрачная свежесть лазури затянулась дымным и сизым, и поскучневшее небо стало похоже на человека, который только что пришел на работу, а уже очень устал.

Я присел на скамейку под тополем и достал сигареты. Табачный дым был горьким и неприятным. Под рубашку лез колючий горячий воздух. Дурацкий значок – красноглазый железный волчонок, защита от пеленга злокозненных шедов – оттягивал тонкую ткань. Я курил и думал – и уж точно не о превратностях Эксперимента или замысле Ветхого Днями. Прикидывал так и этак, и решил, что до завтрашнего утра, а может, и вечера, никто всерьез искать меня не станет, просто чтобы не поднимать раньше, чем надо, волну и не тревожить начальство. Будут надеяться, что я загулял или запил от потрясений. Хотя родителям, конечно, уже позвонили.

– Здорово, Витюха.

Я вздрогнул и поднял голову.

Он подошел незаметно и стоял теперь рядом: длинный, нескладный, худой, в застегнутой криво несвежей рубахе и пиджаке, болтающемся на костлявых плечах. Нос торчит, круглые голубые глаза смотрят с насмешливым превосходством человека, который первым узнал старинного своего знакомца и теперь наблюдает, как тот мучается, пытаясь вспомнить.

– Славка, ты, что ли?..

Он криво усмехнулся, ощерив мелкие зубы. Я поднялся и, помедлив всего мгновение, протянул руку:

– Ну, привет!

Он не шевельнулся. Моя рука повисла в воздухе.

Собственно, чего-то другого ожидать было сложно.

И сейчас мне снова придется погрузиться в воспоминания. Понимаю, что не ко времени: Яна вот-вот выйдет во двор, и впереди целый день опасностей и невероятных событий, и нужно бы рассказывать, не откладывая, как было дальше, но вот – встретил старого друга, и как же тут обойтись без того, чтобы уделить ему время?

Таково возвращение в места далекого детства: куда ни взгляни, всюду маячат тени прошлого, будто потемневшие херувимские лики на фресках заброшенной церкви.

* * *

…Мы подружились, когда мне исполнилось лет десять. Знакомы, конечно, были – у нас во дворе все знали друг друга, и старый, и малый – но не общались. У меня была своя компания: Чечевицины, Дато, Ваня Каин; у Славки своя, и она мне не слишком нравилась: какие-то мелкие шныри себе на уме, из тех, что обижают дошкольников и мучают кошек – Рыжий – не помню даже, как звали, Степа Груздь, еще какая-то шантрапа. Все из “пьяного угла”, как называли наши соседи дальнюю парадную, рядом с которой, что ни день, на сдвинутых кружком лавочках под деревянным большим мухомором – у «гриба», как это называлось – рассиживались то тихие, то шумные алкаши, порой падая и засыпая там же, на сырой от плевков и пролитого пива земле; вокруг бегали их отпрыски – и с годами круги эти становились все шире – а усталые жены сорванными голосами бранились из окон и звали домой. У Славки семья тоже была не из благополучных: отец отсидел то ли срок, то ли два, и трудоустраиваться не спешил, мать сутками работала на двух работах. Нас мало что связывало, но как-то однажды теплым весенним днем я упражнялся в искусстве метания самодельного ножика, выточенного из расплющенного поездом барочного гвоздя. Получалось не очень: выбранная в качестве мишени стена дровяного сарая оставалась не пораженной, и нож то ударялся в нее плашмя, то бился обратной стороной деревянной рукоятки. Я не сдавался. Мальчишки вообще редко сдаются, пока не превращаются в инфантильных и ленивых мужчин. Ножик раз за разом падал на землю, и тут я заметил, что Славка стоит рядом и внимательно смотрит за моими занятиями.

– Привет.

– Привет.

– Дашь попробовать?

Я протянул ему нож. Он взвесил его на ладони, прикинул что-то, отошел на пару шагов, резко взмахнул рукой – и с первого раза засадил заточку в серую доску.

Вышло чертовски впечатляюще.

Я нарочито небрежно пожал плечами, выдернул клинок, тоже отступил чуть подальше и что было сил швырнул ножик в стену. На этот раз рукоять ударилась о сарай с такой силой, что мне пришлось отскочить в сторону, а отлетевший нож впился в землю у моих ног. Я покосился на Славку – не смеется ли? Но он поднял ножик и предложил:

– Давай научу.

Научить так и не получилось, но поступок я оценил, и к началу осени мы уже стали не разлей вода. Со Славкой было интересно, да и ему нравилось играть со мной, и мы вдвоем освоили “прерии” у железной дороги, где запутанные тропинки среди дикой травы и редких кустов выводили к вытоптанным полянам со следами кострищ, вокруг которых валялись пустые бутылки, смятые сигаретные пачки, а однажды обнаружился даже, к вящему нашему восторгу и изумлению, порванный розовый лифчик. С книгами у Славки дома было туго, зато у меня имелась почти полная “Библиотека приключений”, и мы то сражались с бурами в Южной Африке, то отправлялись за сокровищами в страну кукуанов, то уходили от преследования коварных гуронов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Единая теория всего

Единая теория всего [Трилогия]
Единая теория всего [Трилогия]

Эта история началась в ночном поезде Москва — Санкт-Петербург. Безымянный рассказчик возвращался домой из рабочей поездки и уже собирался предаться своему любимому ритуалу: неспешному чтению за стаканчиком виски в вагоне-ресторане, пока поезд безмятежно летит сквозь тьму, подобно межзвездному крейсеру. Однако на этот раз его покой нарушил случайный попутчик Виктор Адамов, подполковник уголовного розыска в отставке.Собеседник попался на редкость интересный: слово за слово, рюмка за рюмкой, и вот уже разговор принял слегка неожиданный оборот. Адамов заставляет рассказчика усомниться в правдивости своих воспоминаний. Что, если субъективная память такая же абстракция, как и вера? Что мы имеем в виду, когда говорим: «я помню»? Во что превращается воспоминание через десятки лет?В подкрепление своей теории о парадоксе памяти Адамов рассказывает необычную историю, берущую свое начало в Ленинграде 13 августа 1984 года. А с чего может начаться хорошая история? В этот раз — с убийства…

Константин Александрович Образцов

Социально-психологическая фантастика
Единая теория всего
Единая теория всего

Автор бестселлера «Красные Цепи» предпринимает исследование тайн мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов , Константин Образцов

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Фантастика: прочее
Горизонт событий
Горизонт событий

Ленинград, август 1984 года. Закат великой советской эпохи.Автор бестселлера "Красные Цепи" предпринимает исследование тайн Мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов

Социально-психологическая фантастика
Парадокс Ферми
Парадокс Ферми

Ленинград, август 1984 года. Закат великой советской эпохи.Автор бестселлера «Красные Цепи» предпринимает исследование тайн Мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов , Константин Образцов

Фантастика / Фантастика: прочее / Социально-психологическая фантастика

Похожие книги