Антропный принцип

Веронике Капустиной
Гуляя по брегам, петляя меж холмами,
Не хижины люби, не ненавидь дворцы,
Но вспомни о родных – о бабушке иль маме,
Которы для тебя солили огурцы.

Зима уж на дворе; скользит закат по селам;
Веселых пташек нет, одни вороны лишь.
Оставь обиняки. Подумай, чьим рассолом
Наутро ты себя – больного – исцелишь?

Болезни вижу одр… Кругом глухие стены,
Все простыни в поту, и мрак в глазах свинцов.
Посмотришь ли в окно – там снегом заметенны
Кусты стоят рябин, но нету огурцов.

Воспомни лето, о! Еще совсем недавно
Клевали все подряд голодные скворцы.
Ты игры наблюдал дриады или фавна,
И зрели в парниках зелены огурцы.

Пупырышки на них росли и наливались,
И вся земля была видна и не пуста,
Когда с тобою мы наливкой наливались
До первых петухов и третьего листа.

О, мы тогда с тобой в такое проникали!..
И что теперь? Увы! Лишь саваны и тлен.
Чей остов виден там, – скажи, – не парника ли?
Где зелень и земля? Где полиэтилен?

И живы ль мы еще, уже не обладая
Тем самым огурцом, который всем знаком?
Ведь он отговорил, как роща золотая,
Пупырчатым своим, зернистым языком!

Как можете глотать копченых устриц слизь вы,
Развратно потреблять мадеру и коньяк,
Когда на берегах Славянки или Тызьвы
Нам с другом огурца не выискать никак?

Одной мечтой дыша, мы берега обыщем,
А как пахнет мечтой – то лучше не дыши.
И, постояв в слезах над Павловским кладбищем,
Мы побредем туда, где он взрастал в глуши,

Где были огурец, и Камерон, и Бренна,
И папильон в соплях, и Аполлон в снегу.
Настал ему конец, и помер он, и бренна
Истлела кожура… Прощай, прощай, огу…

Часть II

«Когда сезон откроют тополя…»

Когда сезон откроют тополя
И не земля, а воздух станет пухом,
Единое на части не деля,
Расстанемся со зрением и слухом.

И вот, глаза и уши, отшуршав,
Стрекозами и бабочками станут,
А ближний мир окажется шершав,
Пока пододеяльник не натянут.

Я ничего не режу, не дроблю
И только, булькая по альвеолам,
Люблю тебя и знаю, что люблю
Становится неправильным глаголом.

«Сам для себя сойду за диагноста…»

Сам для себя сойду за диагноста:
Плоть немощна, душа идет в распыл.
Нам на двоих почти что девяносто;
Откуда ж этот неприличный пыл?

Я не хочу придумывать гипотез, к —
Ромешный рай с абстракцией сличать;
Мы друг на друге оставляем оттиск —
И кто из нас конверт, и кто – печать?

Нам голос был, определен и внятен,
Не придавать значенья мелочам,
Последовательность бугорков и вмятин
Взаимно изучая по ночам.

И вот, когда действительно свинтило
До судороги, до потери черт,
Не та ль, что движет солнце и светила,
Идя на почту, выронит конверт?