Антропофагия, как способ...

 Экран поглотил хищный блеск внимательных, зеленых глаз…

 Пауза раздумья позволила перелистнуть несколько страниц Андре Ричарда «Die Anthropophagie» Leipzig, 1887. Наушники были выключены, их заменила стереосистема.

 - Лиза… Вы знаете… Я в данный момент даже не могу элементарно перестать думать о том, что предстоит завтра сделать. Мы настолько повязаны с этим миром… Буквально насмерть!

 И на извилистом пути
 В тенях нам душу не спасти.
 There walks a lady we all know
 Who shines white light and wants to show
 How ev'rything still turns to gold.
 And if you listen very hard
 The tune will come to you at last.
 When all are one and one is all
 To be a rock and not to roll.
 And she's buying a stairway to heaven.[5]

 Рвущийся фленжер разорвал истому неразрешимости.

 «Буквально насмерть! Лучше и не скажешь!» - Хищно оскалилось красивое лицо.

 - А вы попробуйте, Нина! Завтра не обязательно – оно всего лишь обещания. Возьмите, что нужно сейчас!

 Не зная чувства удовлетворения матери, когда ей удается научить своего ребенка ходить, Лиза была уверена, что оно схоже с её настоящим ощущением.

 Однако что-то всё же было не так. Возможно, усталость давала о себе знать. К тому же временная диета. Может быть, просто хотелось сочного стейка. Нет, что-то явно тревожило… Закончили играть Led Zeppelin.

 Звонок! Звонок в дверь импульсом перескочил с динамика, к эпифизу. По проводам и нервам пробежал ток. Лиза инстинктивно втянула окружающий воздух. Лезвие ножа по привычке сыграло в прятки, и хозяйка приоткрыла дверь.

 Соседка сверху стояла в проёме, опершись на клюку. Старуха, вечно передвигающая мебель каждый раз, когда Лиза намеревалась лечь спать.

 Сморщенная сушеная свекла головы просунулась за пределы порога. Эмма почмокала губами и произнесла:

 - Лизон, поздно уже… А вы тут танцы устроили! – Сдув спадавшую светлую прядь, Лиза широко улыбнулась:

 - Душка соседка, я что-то заработалась, и не заметила. – Вздернутая бровь Эммы заставила закончить фразу логически:

 - Взяла на дом переплёты из типографии… Музыка меня отвлекает от рутины… Ответственный заказ, ручная работа… Но занятие, сами знаете, монотонное.

 Эмма участливо кивала.

 - А может, поможете перетащить макулатуру в комнату? – Приветливо распахнула дверь. - Сумки с папками тяжёлые… Как трупы!

 - Эк! У меня ревматизм, Лизон.

 - Если хотите, могу предложить чай с трюфелем... соседушка…

 Сработавший реверс пробудил фуз AC/DC. Эмма вздрогнула…

 - Нет уж! Я на ночь много не пью. Старость, знаете ли, Лизонька. Потом всю ночь вставай! – перекрикивала старуха Бона Скота. - И убавьте, наконец, эту адову музыку!

 Ничего больше не слушая, Эмма, старчески потряхивая головой, стала разворачиваться спиной к собеседнице…

 I'm on the highway to hell,
 (Don't stop me!)
 And I'm going down, all the way down
 I'm on the highway to hell…[6]

 Разогреть толстую сковороду, влить оливковое масло, кусок телятины натереть базиликом. Обжарить, быстро переворачивая, на сильном огне с двух сторон. Накрыть крышкой и, впустив чесночный соус, подержать пять минут, убавив огонь.

 Лиза выложила стейк на тарелку, будоражащий запах жареного мяса ударил в нос.

 С видом знатока она сказала, глядя в экран:

 - Солить телятину – только после обжарки, иначе мясо будет сухим.

 Отрез дал розовый сок.

 - Медиум, - прокомментировала гурме. – Я люблю среднюю прожарку…

 В квартире выше этажом заскрежетали ножки комода, передвигаемые по паркету. Лиза скривилась. «Старое, жилистое мясо с амбре…» - Единственная причина, почему Эмма до сих пор двигалась.

Глава 2

   «Боль.

     Неприятное чувствительное или эмоциональное ощущение, возникающее в момент или при угрозе повреждения тканей, либо описываемое в терминах такого повреждения».

      Олег открыл глаза. Было темно, тихо и холодно. Он решил встать, чтобы закрыть окно, но тело отказалось выполнять команды лобной доли. Повернуть голову, пошевелить рукой или ногой, также не представлялось ни какой возможности. Олегу захотелось, что - нибудь произнести как в детстве, когда у него закладывало уши, и он проверял на «раз, два, три» - не прошла ли аномалия.

     Однако и язык и челюсти были включены в общее состояние анемии. Он лишь мог позволить себе – слегка переводить взгляд, но это было бесполезно в условиях абсолютной тьмы. Темнота была настолько плотной, что мужчина наконец осознал - это не его дом.