В переходном тамбуре я надел на голову шлем, срастил его с воротником комбинезона, но забрало опускать не стал. Сунул перчатки в карман, потянулся за бластером, но, вспомнив едкое замечание Борацци, взял низкочастотный разрядник. От кого здесь обороняться? А фантомов распугивать хватит и разрядника.
Когда я уже собрался выходить, система обеспечения, вмонтированная в шлем, напомнила, что я забыл взять НЗ. Немного подумав, от НЗ я отказался, но прицепил к поясу флягу с апельсиновым соком. Обедать я собирался дома, но пить, скорее всего, на плато захочется.
Выйдя к выходному створу, я остановился, глубоко вздохнул и нажал на кнопку в стене. Пятиметровая горизонтальная диафрагма створа мигнула, и у ног распахнулась километровой глубины бездна, на сером дне которой копошились оранжевые точки биокиберов. Как ни ожидал этого чувства, как ни настраивался, но сердце обмерло, голова закружилась, и я невольно отпрянул от открывшегося створа. Черт побери! В следующий раз на задание пойдет тот умник-аналитик из отдела планирования операций, который придумал наградить меня высотобоязнью!
Прикрыв глаза, я шагнул в створ, и антигравитационный луч, подхватив меня, понес вниз.
Глава 5
Сразу после селекторного совещания Корти Ньюмен перебазировал платформу в район залегания базальтовой плиты, так что пешком мне идти не пришлось. Да и не смог бы — едва только ноги коснулись поверхности и антигравитационный луч отключился, я как подкошенный повалился на порошу пеносиликата. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело, глаза застилал туман, крайняя слабость и тошнота не позволяли ни двигаться, ни о чем-нибудь думать. Большая все-таки разница между спуском из космоса в модуле и спуском с километровой высоты в одном комбинезоне. Я предполагал, что высотобоязнь неприятная фобия, и уже пару раз испытал ее на себе, но что во время свободного падения она выворачивает душу до полного изнеможения, никак не ожидал.
Приходил я в себя минут пять, не меньше. Наконец сердце утихомирилось, туман с глаз спал, и я смог сесть. Голова соображала туго, как после нокдауна, саднило горло, то ли оттого, что в пароксизме высотобоязни спазмировались трахеи, то ли от сухого, без единого процента влажности, атмосферного аргона Марауканы.
Я откупорил флягу и сделал несколько глотков. Горло прочистилось, в голове просветлело, но не до полной ясности — тонкая пленка заторможенности продолжала окутывать сознание Определенно, с легендой о моей высотобоязни надо кончать. Какой из меня работник, если после каждого спуска с платформы буду пребывать в состоянии пришибленности?
Вытерев с лица выступивший пот, я огляделся. Вылизанное ветрами и веками плато напоминало снежную равнину, укрытую серым слежавшимся снегом, пустынную и безбрежную. Мертвую настолько давно, что в существование здесь некогда жизни не верилось, будто планета всегда была такой от сотворения мира. На этом фоне урбанистической несуразностью выглядела закрывающая полнеба платформа с хаотическим нагромождением ажурных ферм, параболических антенн, раструбов сканеров, жерл грузовых и пассажирских створов, антигравитационных отражателей двигательных установок, ангаров глайдеров и скутеров. И будто разделяя эти миры: мир усопшей планеты и мир пришлой цивилизации — между ними катил невидимые волны шорох марауканского прибоя.
Наконец-то я смог коснуться рукой загадочного пеносиликата Марауканы, единственного из всех пеносиликатов, обладавшего в мелкодисперсном состоянии свойствами обратной полимеризации. Ладонью зачерпнул горсть пыли, поднял и высыпал. Мелкая, почти на мономолекулярном уровне, пыль вытекла из руки единой каплей квазижидкости, медленно спланировала на поверхность и растеклась по ней, словно это происходило в безвоздушном пространстве и при малой гравитации. Ни единой пылинки не повисло в воздухе. Во многих лабораториях Галактического Союза проводились исследования по воссозданию пеносиликата Марауканы, однако воспроизведенная в идеальной точности химическая структура не обладала аналогичными свойствами, что, в общем, и служило пищей для существования одиозной теории о праматерии, якобы присутствующей практически в любом веществе планеты. Таких загадочных явлений на Мараукане существовало превеликое множество, но в данный момент ни одно из них меня не интересовало. Меня интересовали более приземленные, причем во всех лингвистических смыслах, тайны. Человеческие.