Антропогенный фактор

— Обед был заказан по внешней связи.

Я смущенно крякнул. Идиотские вопросы. Что-то я стал маниакально подозрителен: в самых простых, элементарных вещах мерещится черт знает что!

Прихлебывая кофе, я отстранился от всего несущественного и вернулся в трезвую действительность.

Расследование убийства инженера-биомеханика выходило за рамки обыденных представлений и требовало нетривиального подхода. Чтобы лишний раз в этом убедиться, я запросил у секретаря сведения о том, что происходило в коттедже с двадцати пяти часов до половины второго ночи, и получил ожидаемый ответ: «Сведений не имеется». Выходит, кто-то мог воздействовать не только на отдельно взятую систему жизнеобеспечения, но и на весь комплекс систем на платформе. Вероятно, таким же образом было отключено и защитное поле вокруг платформы. Как, впрочем, и выведены из строя биокибер-геолог, мои биочипы и ассист. Причем этот кто-то обращается с комплексом систем жизнеобеспечения весьма виртуозно и контролирует его постоянно — иначе как расценить сообщение секретаря коттеджа Марко Вичета, что это я отдал распоряжение о деструктуризации останков биокибера-геолога? Но все это средства достижения цели, а какова сама цель? Поиск «зеркал мрака», их охрана или что-то другое, никак не связанное с мифическими зеркалами? Тогда зачем он копался в информотеке, вычищая сведения о «зеркалах мрака», причем делая это странным образом — убрав все данные, кроме экспедиций Минаэта, и зачем-то введя в качестве действующих лиц событий почти столетней давности некоторых членов «Проекта „М“? Зачем это нужно? Что это — попытка направить меня по ложному пути? Тогда почему в давней истории я тоже представлен как один из участников? Или дезинформация не для меня, а для кого-то другого, скажем, моего агента-дублера, чтобы вызвать ко мне недоверие и обособить нас друг от друга? Если агент — медиколог, то попытка, кажется, увенчалась успехом… С другой стороны, исходя из богатейшего опыта оперативной работы, я знал, что никогда не следует проводить параллели между мотивациями поступков представителей различных рас Галактического Союза. Иногда они оказываются настолько неадекватны человеческим представлениям, что никоим образом не оправдываются с точки зрения земной психологии.

К прискорбию, биочипов, которые могли подсказать что-либо о психологии иных рас, я лишился, другой логики, кроме человеческой, у меня не было, „поэтому приходилось рассчитывать только на самого себя.

— Соедини меня с медикологом, — попросил я секретаря.

— Что еще? — недовольно отозвался с темного экрана Борацци.

— Для начала видеть вас на экране.

— Еще чего?! — возмутился он. — Быть может, я сейчас сижу на унитазе!

— Фи, Рустам…

— Тогда не задавайте бестактных вопросов! — отрезал он. — Выведу сейчас на экран препарированный труп Вичета, сами к унитазу поспешите. Если ваша брезгливость не такая же «легенда», как высотобоязнь.

Ни в унитаз, ни в препарированный труп я не поверил, как и в то, что он сейчас пьет. Скорее всего, как и я, занимался анализом ситуации и не хотел афишировать свою деятельность.

— Далась вам моя «легенда», — досадливо поморщился я. — К месту и не к месту поминаете. Сварливый вы человек.

— Какой есть! Что надо?

— Чтобы вы сопоставили характер повреждений комбинезона Марко Вичета и ран на теле Куги.

— Я уже все сопоставил и вам рассказал! У вас что-то с памятью?

— С памятью у меня все нормально. Я хочу, чтобы вы сопоставили расположение проколов и раны в шкуре имитанта с аналогичными повреждениями комбинезона.

— Гм… — Борацци понизил тон. — У вас все?

— Пока все.

По характерному щелчку я понял, что медиколог отключился.

— Пить меньше надо, нервы беспричинно шалить не будут, — пробурчал я в пустой экран.

Я попытался вспомнить последний разговор с Марко Вичетом, но в памяти почему-то возник его фантом, висящий в воздухе у крыльца. Интуиция подсказывала, что память не просто так воспроизвела его — что-то в этом было, но что именно? Я прикрыл глаза, попытался проанализировать возникшую картинку и, кажется, понял, в чем дело. Подключился к мнемографу, снял мнемограмму, а когда на экране возникла четкая картинка, попросил секретаря определить по артикуляции губ, что говорит фантом и есть ли смысл в его кривляний.

Секретарь анализировал минуты три.

— Если опустить непроизвольное подергивание губ во время колебаний фантома в воздухе, то можно предположить, что он трижды повторяет одну и ту же фразу.

— Какую?

— Как трудно быть живым…

От неожиданности я отпрянул от экрана, и меня охватила оторопь.

— Как?.. — непроизвольно вырвалось из горла.

— Как трудно быть живым, — повторил секретарь.

На экране дергался фиолетовый фантом Марка Вичета и беззвучно шевелил губами. Фраза, приведенная секретарем, точно соответствовала движению губ. От такого заявления мертвеца можно и в загробный мир поверить… Действительно, трупом быть спокойнее — мертвые сраму не имут. Ничего они не имут, в отличие от живых. Впрочем, знаю я одного, которому трудно жить, и он покойников считает наилучшими пациентами. Но там, как говорится, совсем другая патология…