— Не угадали! — покачал головой Борацци. — Время его бренного существования исчисляется не годами, а днями. Его возраст — тридцать четыре дня. Молоденький такой паучок.
Да, это действительно была «изюминка». Причем такая, что переварить ее не представлялось возможным. Как Араней не мог переварить инколани. И спрашивать о том, не ошибся ли медиколог при темпоральном сканировании, не имело смысла. Уж он-то не раз проверил и перепроверил результаты тестов…
— У меня все, — сказал Борацци. — Еще вопросы будут?
— Нет…
— Тогда я пошел пить водку.
— Спирт… — машинально поправил я, поскольку в коттедже медиколога иного спиртного уже не осталось.
Но Борацци моего замечания не услышал — он отключился.
Обдумать и хоть как-то систематизировать новые факты у меня не получилось. Вызвал секретарь.
— Вы запрашивали информацию из памяти системы обеспечения коттеджа коммодора, — напомнил он.
Вероятно, он уже давно получил эту информацию, но не вмешивался в мой разговор с Борацци.
— Докладывай, — вздохнул я, откинувшись на спинку кресла. Возможно, секретарь раскопал что-то такое, что поможет объяснить факты, изложенные медикологом. Но я не очень на это надеялся.
— На ваш запрос об идентификации голоса системы жизнеобеспечения коттеджа коммодора получен отрицательный ответ. Прототипов этого голоса определить не удалось, так как Гримур Ноуссон устанавливал тембр произвольно, не пользуясь никакими аудиоисточниками.
Что ж, личная тайна ушла вместе с коммодором. Был кто-то в его жизни, чей голос будил в памяти ностальгические воспоминания, но он не захотел делиться своей тайной ни с кем. А восстановить истину мнемосканированием мозга не представлялось возможным. Мозг коммодора не выжгли, как у Марко Вичета, он скоротечно разложился. И если тайна голоса секретаря коммодора являлась косвенным и несущественным фактом, то между выжиганием мозга одного покойника и стремительным разложением второго прослеживалась неопровержимая связь.
— У тебя есть еще что-то? — спросил я чисто интуитивно. В последнее время интуиция проявлялась во мне с пугающей методичностью, и точность ее предсказаний начинала тревожить. Возникало странное ощущение дежа-вю, будто я все знал, но основательно подзабыл. Знал, кто такой Араней, знал, что здесь происходит, знал, зачем здесь нахожусь… Знал на подкорковом уровне, но вспомнить не мог. Проанализировать подсознание из-за отключения биочипов тоже не мог, хотя все та же интуиция подсказывала, что это бы не помогло.
— Да, — сказал секретарь. — Вы проводили криминалистическую экспертизу остатков обеда в коттедже коммодора на предмет выявления сотрапезника Гримура. Вас по-прежнему интересует этот вопрос?
— Да! — Я настолько удивился, что даже привстал с кресла. — У тебя есть какие-то новые сведения?
— Есть видеозапись обеда.
О такой удаче я и мечтать не мог, хотя уже догадывался, кто это был. И никак не мог предположить, что мне предоставят видеозапись.
— Показывай!
Над столешницей сконденсировалось объемное изображение гостиной Гримура. Гримур ел молча, с отрешенной методичностью отрезая кусочки инколани и медленно пережевывая. Напротив него, поджав в кресле лапы, сидел Араней. Явно подражая коммодору, он хелицерами разрезал инколани, натыкал на коготь и отправлял в ротовое отверстие. Зачем он это делал, было непонятно. Переварить пищу, по заверению медиколога, он не мог, да и двигаться, кстати, также, разве что будучи куклой в чужих руках…
Кто же тот кукловод, в чьем спектакле я вынужден принимать участие?
Глава 14
Согласно теории идеального умышленного убийства, его невозможно раскрыть, если отсутствует мотивация. Аксиоматичный пример — преступник приобретает оружие, уезжает в другой город, встречает незнакомого человека, убивает его и возвращается домой. Прямо сказать, как сама теория, так и иллюстрирующий ее пример никудышные, поскольку термин «умышленное» уже подразумевает мотивацию. Тем не менее именно убийства, совершаемые маньяками исключительно ради самого убийства, являются на практике наиболее трудно раскрываемыми. С вступлением Земли в Галактический Союз криминалистический анализ ситуации многократно усложнился. Уклад жизни, мораль, психология многих гуманоидов зачастую кардинально отличаются от человеческих, поэтому мотивацию преступления, совершенного представителем иной расы, как правило, невозможно оценить с точки зрения земной логики.