Антрополог на Марсе

Несмотря на малоприятную процедуру ознакомления с предметами домашнего обихода, Верджил быстро делал успехи и к нашему с Бобом приезду уже лишь с помощью зрения различал кастрюли, тарелки, бутылки и прочую домашнюю утварь. С малоупотребительными в обиходе предметами оказалось сложнее. Когда я достал из сумки измеритель артериального давления, то, увидев его, Верджил пришел в замешательство. Но стоило ему потрогать прибор, и он тотчас узнал его. Гораздо большие трудности возникали у Верджила при виде двигающихся объектов, постоянно «меняющих» внешний вид. Он даже порой не узнавал свою собственную собаку.[118] Приводила его в смущение и чрезмерная мимика собеседника, меняющая выражение лица. Подобные трудности характерны для людей, которым вернули зрение после долговременной слепоты. Рассказывая о своем пациенте С. Б., Грегори отмечает, что тот в течение года после сделанной ему операции на глазах не различал лица людей, хотя и обрел достаточно хорошее зрение.

Нас с Бобом также заинтересовало, как Верджил воспринимает передачи по телевизору. Эми купила большой цветной телевизор, который красовался в гостиной как символ того, что Верджил начал новую жизнь — жизнь зрячего человека. Однако прежде чем включить телевизор и усадить Верджила перед ним, мы с Бобом решили показать ему для начала картинки из иллюстрированного журнала. Эксперимент закончился неудачей: Верджил не понял, что изображено на картинках. Те же трудности испытывал и С. Б., пациент Грегори. Когда ему показали цветную открытку с изображением Королевского моста на фоне строений Кембриджа, то, по словам Грегори, «С. Б. не увидел ни моста, ни реки. Я повторил опыт, показав ему другие открытки. Результат оказался таким же. У меня создалось впечатление, что С. Б. на каждой открытке видит лишь цветное пятно».

Похожий случай описал Чезелден, рассказывая о своем пациенте, подростке:

Показывая ему рисунки, выполненные красками на бумаге, мы ожидали, что спустя два месяца после проведения операции на глазах он сможет понять, что изображено на этих рисунках. Ожидания, однако, не оправдались. Он воспринял рисунки как раскрашенную бумагу. Когда мы объяснили ему, что изображают рисунки, он, проведя пальцами по листам, сконфуженно сообщил, что не ощущает ни одного из предметов, которые мы перечислили.

Определив, что Верджил потерпел неудачу с картинками из журнала, мы с Бобом все же не отказались от мысли выяснить, как он воспринимает передачи по телевизору. Я включил спортивный канал. Показывали бейсбол, игру, которую Верджил любил больше других. Сначала казалось, что он действительно смотрит матч, используя зрение, ибо принялся комментировать ход игры. Однако стоило мне выключить звук, как Верджил пришел в явное замешательство. Стало ясно, что глаза мало помогали ему, являясь лишь небольшим подспорьем для слуха. Что в действительности видел Верджил, выяснить было практически невозможно — скорее всего, беспорядочное мелькание перемещавшихся игроков (за полетом мяча ему было явно не уследить). Если он и «видел» игру, то, вероятно, лишь умозрительно, и этим он был обязан главным образом слуху.

Наконец мы заметили, что Верджил устал, а в таком состоянии, как сообщила нам Эми, он видел гораздо хуже.[119] Мы решили отправиться на прогулку, но прежде я попросил Верджила немного порисовать, предложив для начала изобразить молоток (предмет, который С. Б. нарисовал первым по просьбе Грегори). Карандаш плохо слушался Верджила, но через минуту-другую он все-таки справился с нехитрым заданием. Затем Верджил нарисовал машину (с высокой посадкой старого образца), самолет (без хвоста) и домик (каким обычно рисует его малый ребенок).

Стоял прекрасный солнечный день, и когда мы вышли на улицу, Верджил заморгал на свету. Надев солнечные очки с темно-зелеными стеклами, он пояснил нам, что пользуется очками при любом дневном свете — в них он чувствовал себя лучше, уверенней да и видел, казалось, лучше. Мы спросили его, куда он хочет пойти. «В зоопарк», — ответил Верджил, немного подумав. Он с детства любил животных, живя на ферме.