Антрополог на Марсе

Проблемы цвета на протяжении многих веков интересовали художников, философов, естествоиспытателей. Спиноза написал свой первый трактат о радуге, Ньютон установил сложный состав белого света. Иоганн Вольфганг Гете, подобно Ньютону, пропускал луч солнечного света сквозь призму из оптического стекла, получая на экране цветную полоску — спектр. Проблемами цвета интересовались Шопенгауэр, Томас Юнг, Гельмгольц, Максвелл, а последней работой Витгенштейна стали «Заметки о цвете» («Remarks of Colour»). Однако и по сей день цвет для ученых — великое таинство. И все же анализ случаев, схожих с тем, что произошел с мистером И., помогает изучить не только церебральные механизмы, но и сам цвет как объект чувственного восприятия.

Получив письмо мистера И., я связался со своим коллегой и другом, офтальмологом Робертом Вассерманом, решив, что мы вместе обследуем необычного пациента и, если сумеем, то поможем ему. Впервые мы встретились с мистером И. в апреле 1986 года. Он оказался высоким сухопарым мужчиной с интеллигентным лицом. Несмотря на депрессивное состояние, он отнесся к нам с душевным расположением, а беседуя, не скупился на шутки. Разговаривая, он беспрестанно курил. Было видно, что он — заядлый курильщик: его пальцы были желты от никотина. Он рассказал нам, что в течение многих лет плодотворно работал. В молодости он сотрудничал в Нью-Мексико с известной художницей Джорджией О’Киф. В сороковых годах он работал в Голливуде художником-декоратором, в пятидесятые годы, переехав в Нью-Йорк, увлекся абстрактной живописью, а позже стал выполнять коммерческие заказы.

Из беседы с мистером И. мы выяснили, что полученная им травма вызвала не только потерю цветового восприятия, но сначала и кратковременную амнезию. Вот какие подробности мы узнали. Попав в аварию, мистер И., по всей вероятности, дал показания полицейским, после чего, почувствовав головную боль, вернулся домой. Дома, пожаловавшись жене на недомогание, но не упомянув об аварии, он лег отдохнуть и заснул как убитый, вероятно, впав в ступорное состояние. Его жена заметила, что машина повреждена, лишь на следующее утро. Когда она спросила у мужа, что произошло, мистер И., осмотрев машину, ответил: «Понятия не имею. Вероятно, кто-то в нее врезался при маневре».

Однако, когда мистер И. пришел к себе в студию, он нашел на столе копию полицейского протокола о происшедшем дорожно-транспортном происшествии, о котором он ничего не помнил. Более того, мистер И. не смог прочесть и сам протокол. Когда он поднес документ к глазам, то ему показалось, что он написан то ли на иврите, то ли на греческом языке.[4] Не помогло и увеличительное стекло. Эта литеральная алексия, нарушение узнавания символов, продолжалась пять дней, а потом прекратилась. Сообразив, что он перенес сотрясение мозга, мистер И. позвонил своему лечащему врачу, который предложил ему явиться на обследование в больницу.

Однако прежде чем поехать в больницу, мистер И. на следующий день решил опять отправиться к себе в студию, не подозревая о том, что за истекшие сутки к литеральной алексии прибавилась потеря цветового восприятия. Стоял, насколько он знал, яркий солнечный день, но, к удивлению мистера И., он вел машину словно в тумане. Дорога, дома и даже люди на тротуарах, казалось, были окрашены одной серой краской. Невдалеке от студии машину остановил полицейский. Оказалось, что мистер И. дважды проехал на красный свет. Мистер И., никогда не нарушавший правила уличного движения, естественно, удивился: нарушить правила он не мог. Полицейский попросил его выйти из машины. Придя к заключению, что мистер И. нездоров, полицейский, выписав ему штраф, посоветовал незамедлительно обратиться к врачу.

Выйдя из машины, мистер И. вздохнул с облегчением, полагая, что, оставив за спиной серость улицы и придя к себе в студию, наконец-то окажется в ярком, красочном мире. Однако, войдя в помещение, он не поверил своим глазам: его картины, в том числе и абстрактные, отличавшиеся буйством красок, предметностью, превратились в непривлекательные полотна, став черно-белыми или серыми и потерявшими напрочь выразительность и смысл. Мистер И. был подавлен, ошеломлен, глубоко потрясен. Не мысля себе жизнь без искусства, он не знал, как жить дальше. Особенно тяжело дались мистеру И. первые недели после произошедшего с ним несчастья. «Можно подумать, что цветовая слепота — невеликая горесть, — сказал мистер И., когда мы встретились в первый раз. — Так полагают мои друзья, да и жена меня утешает, приводя тот же довод. Однако на самом деле мое положение ужасающе».

Мистер И. был специалистом по цвету. Он помнил не только названия, но и номера оттенков в шкале PANTONE, которой пользовался много лет, и мог перечислить все оттенки зеленого на бильярдном столе Винсента Ван Гога. Разумеется, он помнил и все цвета на своих работах, но теперь он не только не мог их видеть, но и даже представить себе мысленным взором. Теперь картины казались ему грязной мазней, и даже белый и черный цвета выглядели неестественно, аляповато, нечисто.[5]