Механизм моды, начавший бурно функционировать в начале переходного периода, был в определенной степени подавлен государственным регулированием в конце переходного процесса, но продолжал работать в самых различных областях: в литературе, музыке, быту, одежде, прическах и т. д. Так, молодые петербургские чиновники одеваются и ведут себя как «политичные кавалеры»: в кармане камзолов у них всегда по два дорогих носовых платка и табакерка.[726]
Мода на книги авантюрно-любовного содержания затронула самые разные социальные слои, о чем свидетельствуют переписи личных библиотек XVII – начала XVIII века; она же привела к тому, что Василий Тредиаковский после выхода в свет его перевода книги Тальмана «Езда в остров любви» стал, по его словам, «модным писателем».[727] Мода на исполнение любовных песен отразилась в петровских повестях, где герои обязательно владеют музыкальными инструментами и сочиняют романсы для своих возлюбленных. Модными стали многие начинания петровского времени: ассамблеи, триумфальные шествия, театральные спектакли, фейерверки и т. п. Мода на все новое, не связанное со старым московским бытом и традициями, подгоняла русское придворное общество к роскоши, грозящей разорением. Именно поэтому в переходное время зазвучали призывы ввести запрет на роскошь с целью сохранения имений.Динамичность культуры переходного периода прослеживается не только в социальной сфере, в области государственного регулирования культурными процессами, в создании динамичных образов новых литературных героев, моде, но и в массе других столь же значимых явлений. Она сказалась в появлении новых стилей в искусстве и литературе, особенно барокко, наделенном имманентно ему присущим динамизмом. Так, например, историки искусства заметили, что в XVII в. наглядно изменяется характер растительного орнамента в декоративно-прикладных изделиях. Статика райского сада, наблюдаемая в произведениях XVI в., сменяется барочным буйством. Растительный орнамент серебряных изделий «…cтановится более сложным, небольшие “репьи”, шишечки увеличиваются, а цветы раскрываются… Причудливый характер орнамента… большей частью состоящий из многочисленных почек, извивающихся и прорастающих листьев, стеблей, бутонов, цветов, плодов скорее всего передает идею бесконечного ритмичного развития жизни – стремительного роста, пышного цветения и созревания».[728]
Столь же динамичны цветочные узоры, заимствованные из восточных тканей и перенесенные на предметы декоративного искусства. Подобные украшения приобретает и иконостас православных храмов – объемный резной убор, состоящий из виноградных побегов, кистей винограда, листьев аканфа и других элементов. Движение, ставшее как бы важнейшим внутренним содержанием «флемской» резьбы иконостасов, превращало его в некий единый организм, в особое самостоятельное произведение, независимое от икон, его заполнявших. Барочная архитектура способствовала этому превращению в большой мере, заставляя его тянуться вверх, давая простор движению иконостаса. Таковы иконостасы церквей: Покрова в Филях, Иоанна Воина (часть иконостаса ц. Вознесения в Кадашах), Двенадцати Апостолов в Кремле (иконостас Воскресенского монастыря) и другие. Динамичность повлияла даже на оклад икон. И здесь появляется барочная орнаментика, венцы над ликами «приходят в движение», приобретая наклон, изменяется технология изготовления окладов, учитывающая модные барочные приемы.[729]По наблюдениям музыковедов, в переходный период помимо смены крюкового письма на нотолинейное, знаменного унисонного пения на партесное многоголосие, системы жанров и т. п. происходит открытие барочных форм музыкального искусства. При этом сам принцип новой «музыкальной организации» отличался такой малозначимой ранее характеристикой, как ритм, имеющий равномерное чередование временных долей, что вело к динамичному воспроизведению и восприятию музыкального произведения. Динамика, заложенная в самых основах музыки Нового времени, проявилась в произведениях Василия Титова (крупнейшего композитора рубежа XVII–XVIII вв.), Ивана Протопопова, Степана Беляева, Николая Дилецкого, Симеона Пекалицкого, Ивана Календы и других неизвестных мастеров. Канты и партесные концерты как новые жанры барочного типа «оказываются очень мобильными», в них «самым активным образом сказалась “открытость” барочного художественного мышления».[730]