Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии

Попадая из учебной части в войсковое соединение, солдат сталкивается с необходимостью как-то обозначить свою позицию по отношению к местным нравам и обычаям. Альтернативы, за редким исключением, нет, и ему приходится интегрироваться в действующую систему доминантных отношений. В целом, насколько я мог наблюдать жизнь Советской/Российской армии в период с 1987 по 2000 г., знаково-семиотическая оболочка "дедовщины" везде и всегда воспроизводится примерно одинаково, но степень реального физического насилия в разных местах колеблется от полного его отсутствия до убийств. То есть, к примеру, подавляющее большинство "дедов" и "духов" в воинских частях по всей стране будут различаться между собой габаритами подворотничков, углом изгиба кокард и т. п., но при этом молодых в одних частях никто и пальцем не трогает, в других их бьют только "за дело", в третьих их бьют "для профилактики", в четвертых — избивают постоянно, в пятых — насилуют и забивают насмерть.

Во многих воинских частях положение духов различается даже в разных подразделениях. Здесь проводить какие-то классификации невозможно — моральный климат и, следовательно, степень экстремализации отношений зависят от личностей доминантных лидеров. Однако нам удалось проследить некоторые общие закономерности. В нашей части положение духов было везде примерно одинаковое — весьма и весьма приниженное, подчиненное и бесправное. Общей была система знаков и символов принадлежности к эшелону элиты старослужащих. И, тем не менее, духи хозяйственного взвода, ремонтной роты и других рабочих подразделений отличались более раскованным поведением, большей свободой, большим участием в делах элиты, большей заинтересованностью в общей статусной системе. В свою очередь, деды этих подразделений практически никогда их не били.

Служба в особом подразделении имеет ряд преимуществ, которые являются своего рода стимулами. Соответственно, их командирам легче контролировать своих дедов. С другой стороны, командиры хозяйственных взводов всех уровней — от начальника склада до заместителя командира части по тылу — невольно связаны со своими подчиненными негласной круговой порукой, поскольку те становились участниками их больших и малых махинаций. Отвезти цемент на дачу или отгрузить со склада налево несколько ящиков тушенки — все это осуществлялось не лично прапорщиками и полковниками, а руками солдат, естественно, не молодых. Излишне говорить, что командир не будет на утреннем построении, тараща глаза, орать "товарищ солдат, застегните крючок!" на того, с кем ночью он отгружал со склада некие материальные ценности; он свои глаза закроет и на большие шалости.

Соответственно, такому привилегированному солдату нет нужды самоутверждаться за счет своих "духов" — он, во-первых, и так чувствует себя лицом, "приближенным к императору", и, во-вторых, дорожит этим местом и не зарывается.

Кандидаты на такие должности отбираются из молодых солдат, проходят своеобразный конкурсный отбор не только на профессиональное соответствие, но и на предмет легкости нрава и лояльности.

Таким образом, можно наблюдать два вектора лояльности, во-первых, от молодых солдат, стремящихся закрепиться в привилегированном подразделении; во-вторых, от старослужащих, стремящихся не потерять свое место; в-третьих, от командиров всех уровней, заинтересованных в лояльности своих подчиненных.

Такую же повышенную плотность корпоративных связей мы наблюдали и в медсанчастях, и в штабах, и в клубах, и в оркестрах — везде, где специфика службы отличает положение солдата в лучшую сторону, и, соответственно, является стимулом просоциального поведения.