Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии

Во время обкатки машин ЗиЛ-131, поступивших в наше подразделение, два водителя перевернулись. Восстановление машин велось своми силами. С кем-то договорились на автобазе, с кем-то на свалке списанных ЗиЛов. Каждый день нас, связистов, приводили к проходной, мы проникали на автобазу с ключами и отвертками и снимали со списанных машин все, что можно было снять. Вечером командиры и водители осматривали нашу добычу и отбирали пригодные детали. Нам была дана инструкция — если на проходной поймают за выносом деталей, ни в коем случае не признаваться, что в этом организованно участвует все подразделение. Нужно "косить под дурака" и говорить, что это мы "так, от нечего делать, извините, больше не будем", дескать, с солдата, в отличие от майора, какой спрос. Однажды одного из нас поймали выносящим лобовое стекло от ЗиЛа и вызвали командира. Командир театрально гневался и топал ногами. Обещал охране автобазы "сгноить это чмо", охрана прослезилась и отпустила всех вместе со стеклом. В результате машины были успешно восстановлены.

(ПМА, Кишинев, 1989 г.)

Исполненные военной романтикой молодые люди, настроенные на настоящую службу, тяготятся как далекой от нее по смыслу работой, так и иррациональной организацией армейской повседневности.

Летом 1999 года я посетил заставы монгольско-российской границы. Пограничные части находят внутренние ресурсы на то, чтобы своими силами строить новые заставы. Механизм самодостаточности армии, запущенный в советское время, продолжает функционировать. Только солдаты-пограничники недоумевают, где же они все-таки служат, в погранвойсках или в стройбате:

— Мы им пограничники или стройбат?

— Ну, вы же заставу строите, не свинарник.

— Я вот уже с весны здесь, все строю, строю. Хотя здесь, конечно, лучше, чем в отряде. Нет того дурдома.

(ПМА, Кош-Агачский район, 1999 г.)

Газета "Московский комсомолец в Новосибирске" от 11–18 мая 2000 г., опубликовала заметку под названием "Рабство в солдатском мундире", в которой рассказывается о том, как майор одной из войсковых частей, расположенной в Новосибирском пригороде, продавал своему знакомому коммерсанту из Армении солдат для работы на свинарнике. Солдаты жили в отдельном доме при ферме, в части появлялись только по необходимости и были вполне довольны жизнью. Предприниматель, на которого они работали, обращался с ними, судя по всему, не плохо. Среди солдат обычно считается за счастье попасть в такое "блатное" место.

Тем не менее, на неудачливого "работорговца" было заведено уголовное дело. Внешне все выглядит справедливо: солдат призывают в армию овладевать воинским искусством, а не животноводством. Однако проблема оказалась не в факте нецелевой эксплуатации труда солдат, а в том, что данный частный майор посягнул на право системы произвольно распоряжаться солдатами. Не является военной тайной, что солдат Советской/Российской армии организованно и массово привлекали и привлекают на сельхозработы. Кроме того, большинство солдат всей российской армии основную часть времени занимаются поддержанием жизнеобеспечением своих частей, и лишь иногда тем, для чего их призвали на службу. Солдатский труд — основа армейской экономики.

Военная прокуратура возбудила уголовное дело против отдельного майора по факту "продажи в рабство" на ферму частного предпринимателя своих подчиненных, и в то же время она же оправдывает ту же практику, если она организована на более высоком уровне.

"Новая газета", N52 (620) от 2–8 октября 2000 г. сообщает следующее: