Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии

Знание блока «правильных ответов» предполагает готовность респондента играть в этих статусных играх заведомо подчиненную партию, поскольку институт ритуально-коммуникативных текстов подчинен общеармейской задаче «социализации абсурдом».

В семиотической парадигме знание доминирует над незнанием и является инструментом осуществления социального превосходства. Интересно, что все это развлекает, т. е. в играх-загадках развлечение — это сам процесс смыслообразования, и игры в смыслообразование приводят к социообразованию в них играющих. Так дети всего мира играют в «секреты», где смысл игры — построение структуры социальных связей посредством организации системы «тайного знания», «тайно» структурированного ландшафта: «А что я знаю! Никому не покажу, только тебе! Но ты никому не говори».

К загадкам другого рода относятся «расшифровка» аббревиатур, в которые превращаются какие-то общие фразы:

У — учти

С — сынок

Т — тебя

А — армия

В — воспитает

Г — государственное

У — учреждение

Б — бастующих

А — армейцев

Ф — физическое

И — изнасилование

З — здорового

О — организма

С — самым

Л — лучшим

У — уроком

Ж — жизни

Б — была

А — армия

Аналогом армейских аббревиатур представляются некоторые татуировки заключенных, в которых «зашифрованы» девизы социального протеста и знаки социальной идентичности: все эти БАРСы («Бей Актив, Режь Сук»), или СЛОНы («Смерь Лягавым От Ножа»), и т. д. Невинные, на первый взгляд, слова, по сути, сложные полисемантические построения, где вытатуированные буквы открывают новые смыслы. Подобные принципы речевой коммуникации используются «для прикола», т. е. для развлечения, но на бессознательном уровне они действуют как знаки, озвучивающие жизненные программы и программирующие жизнь. Их прочтение требует посвященности, т. е. причастности к данной субкультуре. Вербально кодифицированные алгоритмы коммуникации делят общество в оппозиции посвященный/непосвященный, тем самым реализуют в социальной структуре архаическую модель люди/нелюди.

Оппозиции «тайное — явное», как и «истинное — ложное» выражаются посредством специального художественно-поэтического текста. Средствами литературного языка и повседневной речевой коммуникации выстраивается эстетическая оппозиция «матерная речь — высокая поэзия», для конструирования которой может использоваться акростих, как своего рода кодировка:

[Из дембельских блокнотов]

Пишу письмо в последний раз,

Ответ не требую от Вас.
Шутить я больше не желаю,
Любовь свою я забираю.
А Вам советую в одном:
Найдите вы другого друга,
А мне Вы больше не подруга.
Характер скверный мой, порой
Узнать уж если Вы хотите,
И буквы сверху вниз прочтите.

(ПМА, Тувинско-Алтайская экспедиция, 1999 г.)

Разумеется, изящная словесность, образующая текст, понимается в сентиментальном послании к воображаемой экс-возлюбленной как язык «ненастоящий» — женский. «Настоящий» язык — это язык тайный и закодированный, им «настоящие» брутальные мужчины «не матерятся, а разговаривают». Этот язык состоит из эмоционально-знаковых формул, типа той, что сами собой проявляются на монотонной поверхности текста, как письмена Валтасара. Число таких речевых формул ограничено, но они чрезвычайно емки в эмоциональной экспрессии и служат для обеспечения коммуникации уже не как речь, но как музыка, организуя бесчисленное множество эмоциональных оттенков комбинациями ограниченного количества нот.

Экстремальные группы — сообщества режимные. Так как в них побуждением к действию служит приказ, который не обсуждается и не анализируется, возможности для информационных логических построений весьма ограничены. Речь, как средство коммуникации, редуцируется до междометия — уровня аудиальных раздражителей. В этом смысле здесь матом действительно разговаривают.

Несмотря на то, что мат обретает статус общепринятой коммуникационной системы и теряет свое нецензурное значение, он сохраняет свою функцию особого языка как антитезы. Это более всего заметно на периферии армейского социума, там, где он встречается с гражданским населением, особенно с его прекрасной половиной. Механизмы самоконтроля включаются не оттого, что гражданские люди матерятся меньше, чем военные, а именно из-за самой ситуации пограничья, в которой обостряется потребность в единой культурной норме.

Оппозиция нормативной (цензурной) и ненормативной (нецензурной) речи актуализируется и на стыке разных типов речевой коммуникации: синхронной — устной и повседневной, и диахронной — письменной и торжественной.