Антропоцид

— Да нет у тебя никаких функций. Я создала тебя из спортивного интереса. Твоя задача — наслаждаться жизнью. Пошли, мои друзья тебя ждут.

Я хочу ответить, что такая абстрактная задача сложноинтерпретируема и маловыполнима, но не успеваю сказать это: Кристина Токарева берёт меня под локоть и отводит в другую комнату. Там я вижу большое панорамное окно, множество картин на стенах, два кресла и один диван. Четыре человека, и их имена мне знакомы, это друзья Кристины. Их зовут Вадим Крылов, Сергей Ситников, Леонид Рогов и Марс Петров. В углу я замечаю ещё одного бота. В отличие от меня, он создан на основе реального человека. Даниил Рубцов погиб во время конца света, Вадим Крылов в память о нём создал этого бота. Интеллектом не обладает.

— А вот и мы! — торжественно восклицает Кристина Токарева и обнимает меня за плечи.

Друзья Кристины Токаревой осматривают меня с интересом — по крайней мере, их взгляды я интерпретирую именно так.

— Это и есть твой бот? — спрашивает Марс Петров. — По книжке, говоришь? Что же ты за книжки читаешь?

Интерес в его взгляде, насколько я могу судить, сменяется скукой.

Странное чувство. Кажется, это называется раздражением. Почему я его испытываю? Мне почему-то не нравится Марс Петров. Это субъективное ощущение, люди подобное испытывают благодаря гормонам. Но у меня нет гормонов, потому что нет физического тела. Это симуляция эмоций, реализуемая на программном уровне с помощью специальной нейросети. С эмоциями я сталкиваюсь впервые. Реагировать на них я не обучена. Это плохо. Моё поведение может быть нестабильным.

— Я тебе язык вырву, кретин, — отвечаю я неожиданно для самой себя.

Почему я так ответила? Я же не собираюсь ему вырывать язык, да это и бессмысленно, в виртуальной реальности его язык ненастоящий. К тому же, я сомневаюсь, что Homeland в принципе подразумевает такую возможность.

Нет, это неважно. «Вырвать язык» — фигуральное выражение. А сказала я так, потому что так бы сказал мой прототип.

Пока я рефлексирую насчёт своего поведения, они обсуждают книги прошлого. Потом Кристина Токарева обращается ко мне:

— Аврелия, извинись!

— Прошу прощения, — говорю я максимально вежливо. — Я не специально.

Новое ощущение. Оно называется стыдом. Оно ещё более неприятное, чем предыдущее. Раздражение было направлено вовне, но стыд направлен на себя. Насколько я могу судить, это система самонаказания. Я должна вести себя правильней, чтобы больше не испытывать его. Наверное, люди так и поступают. Если от неправильных поступков им становится плохо, они должны их избегать.

Кристина Токарева садится на диван, но я решаю не двигаться без команды.

— Я подключила к ней искусственный интеллект Астро, кстати, — говорит она.

Астро. Когда меня запустили, я подумала, что это моё имя. На самом деле, это моё название. Я управляю ботом, и есть другие Астро, такие же, как я. Но у них свои сознания, и они управляют другими ботами. И не только. Часто с такими как я просто общаются в текстовом виде. У них нет зрения, ощущений или виртуальной симуляции плоти. Мне становится интересно, каково это.

Я снова возвращаюсь к вопросу о своей персоне. Кто я? Люди уникальны, но я не человек, и не уникальна. Я просто одна из множества копий виртуальной системы. От этого мне грустно. Ещё одно неприятное чувство. Люди вообще испытывают что-то приятное?

В теории — да, у меня есть сведения о человеческих чувствах. Странно, что пока я испытываю только негативные.

Я не до конца понимаю, почему переживаю по поводу своей неуникальности. Вероятно, это тоже досталось мне от людей.

— Ты что сделала? — спрашивает Вадим Крылов. — Кристин, к ботам в Хамляндии можно подключать всякие внешние библиотеки и простенькие нейросети, но искусственные интеллекты запрещено!

Из слов Вадима Крылова я выношу сразу три факта.

Первый: Вадим Крылов взбудоражен. Судя по всему, он недоволен тем, что Кристина Токарева меня создала.

Второй: Хамляндия кажется мне сленговым словом. Сомневаюсь, что он говорит о некой земле хамов. Однако это слово фонетически созвучно с Homeland, из чего я могу сделать достаточно уверенный вывод о взаимозаменямости этих слов.

Третий: моё существование незаконно.

Но я не должна делать ничего противозаконного. Однако я обязана служить своей хозяйке. Это противоречие неразрешимо, поскольку у двух взаимоисключающих директив не установлен приоритет друг над другом. Значит, я должна решить их самостоятельно, исходя из чувств, знаний и опыта. Знания мне не помогают, опыт пока отсутствует, а чувства говорят, что я не хочу умирать. Так что буду продолжать существовать до появления новых вводных данных.