Анцерб

В душе же Давида Хафнера отплясывали с совестью сомнения; уже несколько часов как он должен был быть в своей чудесной квартире; той самой, о которой мечтал с самого детства, но… Возвращаться в пустое холодное пространство не хотелось – там с новой силой нагрянут мысли, и проще утопить их в работе до полуночи, оставшись в офисе. Хотя вокруг только и говорили, что о подрыве "Спаркла", а потому укоряющие призраки семьи витали рядом.

Сколько лет он не видел родных? Шесть? Восемь? Да даже если бы Давид и захотел встречи – слишком опасно, приведет за собой хвост… Жнецы не преминут возможности проследить за коллегой; а он слишком хорошо понимал, что собой представляет "Анцерб" и кто его возглавляет. Давид не был глуп, давно уже срастил факты и сопоставил происходящее, с ужасом осознав, что является членом семьи преступной группировки.

Семьи, которой для младшего Хафнера уже не было.

Харрисон отрекся от брата, отказалась от внука бабушка; дед, с разочарованным пониманием отнесшийся к выбору Давида, не мог все же допустить риска общения. Ариса… Ариса любила младшего брата, но простить не могла (или тому виной стало чрезмерное влияние Харрисона?).

Давид сдавленно выдохнул. Цели, до которых дошел, отрады не давали. Быстрое продвижение по карьерной лестнице, дозволение на выбор рабочего направления, покупка жилья в столице с видом на пересечение рек Гаудиум и Волунтас – каков был смысл в достижениях, раз радость об их свершениях не с кем оказалось разделить? Внутренний конфликт не позволял выстраивать комфортную внешнюю коммуникацию; образ разочарованных родных висел тяжелым мечом над головой. Давид не чувствовал себя предателем, но и не мог сказать, что выбрал верную дорогу в жизни.

Безусловно, работая в рядах политической полиции, будучи представителем сыска Трех, Хафнер-младший понял: не все жнецы отбитые на голову люди, не все жестокие, не все используют керамбиты и сопровождают людей в казематы; хотя серповидный нож носил каждый – как символ, как знамя… И как собственный ограничитель – напоминание о том, что случится с сонной артерией, если оступишься. Впрочем, идейных жнецов было большинство, а таких верных идеалам Трех боялись и сторонились даже "коллеги по ремеслу".

Давид сохранил ежедневную сводку о происшествиях в западной части города, проверил рабочие уведомления и наличие донесений о содержании столичной периодической печати. Собрался нехотя и неспешно вышел из офиса на улицу. По правую руку оставались парадные двери – над ними точно горел красный символ Трех, – и центральный фасад крыла, в окнах которого даже ночью не потухал свет. Отдел дознания. Мороз прошел по коже Давида, и молодой человек поежился. Внезапно рядом остановилась черная машина – еще один характерный символ жнецов, ярко выделяющий носителей звания среди светлых улиц столицы, – и из окна показался давний знакомый Хафнера-младшего.

– Опять кладешь сон на алтарь работы? Или просто кладешь на сон? – хохотнул белокурый парень из машины. – Подбросить может куда?

– Спасибо, Антон, не нужно. Хотел пройтись перед сном. К тому же, завтра выходной, хоть утром ложись.

– В таком случае я погнал; сестра упрямо ждет на ужин.

Машина умчалась в ночь, оставив Давида в пряных объятиях весеннего сумрака. Десятки тысяч огней Мукро отражались в водной глади рек, вокруг трепетала от легких дуновений ветра свежая листва на деревьях, и над всем этим витал запах распускающихся цветов. Запах тонкий, сладкий, с теплыми оттенками и апельсиново-миндальным шлейфом – в это время года город наполнялся различными ароматами, но благоухания акации были самыми желанными и чарующими…

И пока Давид неспешно направлялся домой, наслаждаясь весенней ночью, в Резиденции Трех шли дискуссии – Правитель, Главнокомандующий и Посол Небесный рассматривали варианты того, как можно поставить точку в истории докучавшего "Анцерба".

1

Ариса. °3-6-18-1

Солнечные лучи скользнули по подушке, дрогнули пушистые ресницы; Ариса открыла глаза. Мягкий сумрак спальни сохраняли плотные шторы. Пахло маслом пачули и апельсиновым ликером. Обнаженной кожей девушка ощущала нежную прохладу ивово-коричневых шелковых простыней. Рядом с Арисой дремал мужчина – еще вчерашним вечером незнакомец, сегодняшним утром он был уже Моро Жан-Паскалем, – грудь его мерно поднималась-опускалась, на плечах виднелись аккуратные следы-полумесяцы от девичьих ногтей. Хафнер несмело дотронулась до его руки, легкими касаниями прошлась по коже шеи, провела тыльной стороной ладони по линии скулы. Моро крепко спал.