После того как оба ветерана улетели, Сент-Экзюпери занял оборонительную позицию среди дюн, готовый открыть огонь по врагу на дальних подступах. Но ни один синий тюрбан, ни одна мелькнувшая тень не сломали тишину того длинного полдня, нарушаемого только шелковистым шелестом ветра о песок. На один миг беззвучно, как призрак, появился силуэт газели и исчез в волнах песка.
Пустыня была уже окрашена золотым налетом вечера, когда появился Гийоме. Ему навстречу выскочил счастливый Сент-Экзюпери.
– Понимаешь, они не появились! – прокричал он, гордо указывая на сохраненные мешки с почтой.
Гийоме усмехнулся, покачал головой, а затем взорвался издевательским смехом:
– Не стоит волноваться… Мы забыли сказать вам, что пролетели опасную зону некоторое время тому назад. Племена здесь дружественные.
Авария, к счастью, произошла недалеко от Нуакшота, сегодня столицы независимой Мавритании. В те годы там не было ничего, кроме форта с гарнизоном из одного французского сержанта и пятнадцати сенегальских солдат. Завидев Гийоме, идущего на посадку, сержант скомандовал построение и равнение на гостей. Вид тех пятнадцати темнолицых солдат, вытянувшихся в струнку, как гренадеры из почетного караула среди океана песка, поразил Сент-Экзюпери своим удивительным несоответствием, подобно дикому цветению герани или салата посреди пустыни Сахара.
– Ах, вы не представляете, что для меня значит увидеть вас! – приветствовал их сержант со слезами на глазах.
Два раза в год приходит теплоход с запасами провианта. А затем месяцами не увидишь другого белого человека. Пока в один прекрасный день с тревогой не сообщат с наблюдательного поста о первых потоках пыли на горизонте и по дюнам – значит, мягко ступают верблюды. Иногда это бывает лейтенант, иногда капитан. В последний раз, к вечному позору сержанта, капитан гибко спрыгнул со своего седла и вытер пот со лба, чтобы услышать отвратительные новости: «О, мой капитан, это ужасно! Мне нечего вам предложить. Все выпито». Подвал был сух, они выпили все вино, даже выкурили табак. Это так угнетающе подействовало на сержанта, что он написал рапорт о своей отставке.
На сей раз им повезло. Подвал переполняли сокровища. Любовно, словно откупоривал самое благородное из старых вин, сержант разлил драгоценные запасы своего гостеприимства. Гости из Франции! Какой подарок небес! В тот вечер, как только солнце скрылось в ореоле скрытой славы, они болтали и болтали. И сержант, служивший далеко от дома так долго, неспособный, подобно другим, трепаться о блондинках из Шавиль или брюнетках из Буржан-Бресс, говорил с определенной нежностью о тех, кто раз или два раза в год нарушал его одиночество на одну расточительную ночь. «Как сказал мне лейтенант… Как сказал мне капитан…»
Гостям были выданы одеяла, но они расположились на песке, не пожелав спать с остальными внутри форта. Среди ночи они были разбужены всепроникающим холодом пустыни, достаточно сильным, чтобы дать почувствовать прозрачность одеял. В то время как сержант дремал в помещении внизу, все три пилота просидели остаток ночи на террасе наверху. Небо было осыпано звездами, многие из которых Сент-Экзюпери никогда не видел прежде и не знал их названий. Он смотрел в новое небо – с Большой Медведицей, спрятавшейся в углу небес. И там, в созвездии Тельца, мерцала звезда, к которой с головокружительной скоростью мчалась Земля. Пока они болтали, три звезды в ночи тихо упали вниз. Три быстроногих звезды… бесшумно украденных прежде, чем спящий сержант смог бы поймать их. Сент-Экзюпери испытал столь сильное впечатление, что загадал три желания, будто только что увидел первую четверть луны. Первое – чтобы эта наполненная звездами ночь длилась тысячелетия. Второе – чтобы его желание услышали. А третье… третье… касалось всех женщин, чтобы они были чуткими!