Вскоре пошла дорога, мощенная булыжником, и мы остановились у каменных ступенек. Антуанетта слезла с лошади и поднялась по ступенькам. Там была плохо выкошенная, поросшая жесткой травой лужайка, а за лужайкой – довольно убогий белый домик.
– Ну вот мы и в Гранбуа, – сказала Антуанетта.
Я ничего не ответил и посмотрел на горы – фиолетовые на фоне голубого неба.
Дом на деревянных сваях казался маленьким на фоне обступающего его с тыла леса, и он словно тянулся к морю вдалеке. Вид у него был скорее нелепый, чем уродливый, а также довольно грустный, словно он понимал, что его дни сочтены. У ступенек, что вели на веранду, стояло несколько негров. Антуанетта пустилась бежать по лужайке, а я, последовав за нею, столкнулся с мальчиком, двигавшимся мне навстречу. Он закатил глаза, встревоженно посмотрел на меня и двинулся дальше к лошадям, не подумав извиниться.
– Быстрее! Быстрее! – услышал я мужской голос. – И смотри по сторонам.
Всего их было четверо. Женщина, девушка и высокий, державшийся с достоинством мужчина стояли вместе. Антуанетта обнимала еще одну женщину.
– Тебя чуть не сбил с ног Бертран, – пояснила она. – А это Рози и Хильда. А это Батист.
Слуги робко улыбались, когда она называла их имена.
– А это Кристофина, которая когда-то давно меня нянчила.
Батист сказал, что сегодня счастливый день и мы привезли с собой хорошую погоду. Он хорошо говорил по-английски, но во время его приветственной речи Хильда вдруг начала хихикать. Это была девочка лет двенадцати – четырнадцати в белом платье без рукавов, которое доходило ей до колен. Платье было чистеньким, ни пятнышка, но волосы, хотя были смазаны маслом и заплетены во множество косичек, придавали ей вид дикарки. Она хихикнула еще громче, а когда Батист посмотрел на нее нахмурившись, она прикрыла рот рукой и скрылась в доме. Я слышал топот ее босых ног по полу веранды.
– Doudou, che cocotte,[3] – сказала старая женщина Антуанетте.
Я посмотрел на нее, но она не обратила на меня внимания. Она была чернее, чем все остальные, и одежда ее и даже головной платок были скромной расцветки. Она внимательно посмотрела на меня. Как мне показалось, неодобрительно. Мы стояли и глядели друг на друга. Прошло никак не меньше минуты. Я первым отвел взгляд, а она улыбнулась, легонько подтолкнула вперед Антуанетту и удалилась за дом. Другие слуги к этому времени тоже успели разойтись.
Я стоял на веранде и вдыхал ароматный воздух. Я различал запах гвоздики, пахло корицей, розами, апельсиновым цветом. Воздух опьянял своей неповторимой свежестью. Казалось, я не вдыхал никогда ничего слаще.
Когда Антуанетта сказала: «Пойдем, я покажу тебе дом», я двинулся за ней с большой неохотой: сама по себе усадьба выглядела запущенной, неухоженной. Она ввела меня в большую некрашеную комнату. В ней я увидел маленькую потрепанную софу, а в центре – маленький столик красного дерева. Кроме того, там имелись стулья с прямыми спинками и старый дубовый буфет с медными ножками, напоминавшими львиные когти.
Взяв меня за руку, Антуанетта подвела меня к буфету, на котором стояли два бокала с пуншем, и, протянув мне один, воскликнула:
– Выпьем за наше счастье!
– За наше счастье! – отозвался я.
Следующая комната была больше, но в ней стояло меньше мебели. В ней имелось две двери – первая вела на веранду, вторая, приоткрытая, в комнату поменьше. В комнате стояла большая кровать, возле нее круглый стол, два стула и удивительный туалетный столик с мраморной крышкой и большим зеркалом. На кровати лежали два венка из красного жасмина.
– Я должен надеть один из них? – осведомился я. – И когда именно? – С этими словами я короновал себя жасминным венком и, посмотрев в зеркало, скорчил гримасу. – Как ты считаешь, он очень идет моему красивому лицу?
– Ты в нем похож на короля. На императора.
– Боже упаси, – сказал я, снял венок и бросил его на пол. Подходя к окну, я наступил на него. Комната тотчас же наполнилась запахом раздавленных цветков жасмина. В зеркале я увидел выражение лица Антуанетты: она обмахивалась веером – голубым с красной каймой. Я почувствовал, как мой лоб покрылся испариной и сел. Антуанетта присела рядом со мной на корточки и стала вытирать мне лицо своим носовым платком.
– Тебе здесь не нравится? – спросила она. – Но это место принадлежит мне, и все тут хорошо к нам относятся. Когда-то я имела привычку спать с деревяшкой, чтобы в случае чего было чем отбиться от врагов. Вот как я тогда боялась…
– Боялась чего? Антуанетта покачала головой.
– Ничего по отдельности – и всего на свете. Кто-то постучал в дверь, Антуанетта сказала:
– Это Кристофина.
– Старуха, которая тебя когда-то нянчила? А ее ты не боишься?
– Нет, с какой стати?
– Если бы она была повыше, – сказал я, – одной из тех рослых разодетых женщин, я бы, пожалуй, сильно опасался ее.
Антуанетта рассмеялась и, показав на дверь в маленькую комнату, сказала:
– Это твоя комната.
Я вошел и тихо прикрыл за собой дверь.