Анты

Весело балагуря, мы с мужиками высыпали навстречу холодному ноябрьскому вечеру, и уже начали рассаживаться по машинам, когда из проходной выскочил Александр. Он бежал в нашу сторону, кричал и махал руками! Такого просто быть не могло. Чтобы Александр бежал! И тем более кричал!! Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Сердце сжало поганое предчувствие. Все остальные тоже затаили дыхание.

– Стойте!! Подождите! – Александр не скрывал крайнего возбуждения, и лицо его было темнее грозовой тучи. – Беда у нас… у всех…. Погиб ваш друг Курбатов Кирилл Максимович. Только что… Убили его. Яд в капельнице. Сегодня должен был начаться курс реабилитации ваших «стариков». Дитрих раньше других приехал и… лёг под капельницу первым… Все растворы отравлены. Короче…, всё это ваш Док натворил. Сволочь! Сейчас его допрашивают. Интенсивно. Через полчаса всё выложит. Но, похоже, что в Лукоморье он не один. Будьте внимательны. Берегите себя.

Слова Александра били в голову и сердце, будто тяжёлые пушечные снаряды. Сначала все вскинулись, потом переглянулись и опустили глаза. Мы стояли, как пришибленные, не в силах взглянуть друг на друга. Наш рыжий добрый заботливый Дитрих мёртв. Наш друг и брат. Нет больше Дитриха. А есть мерзкий иуда Док. Кто он такой? Почему он это сделал, гадина?

Чудесное субботнее настроение обрушилось, из меня будто позвоночник вынули, будто полста лет жизни украли. Вмиг ослабевшие ноги отказывались держать. Все выглядели не лучше. Мужики, молча, не глядя друг на друга, расселись по машинам и разъехались.

Я ехал домой и не знал, как сегодня говорить о свадьбе, как улыбаться и принимать поздравления, как с таким лицом вообще можно показаться Ларе, её матери и моим близким? Электром еле тащился. Я почти не давил на педаль, зачем-то пытаясь тянуть время. Потом и вовсе остановился.

С полчаса я стоял на смотровой площадке над рекой без всяких мыслей и тупо глядел на огоньки Орлиного Крыла, Паужетки и далёкого Порт-Надежды. Плеск речной воды и продувающий насквозь холодный ветер немного остудили эмоции. Голова чуток просветлела, и я решился ехать дальше. Наверняка все собрались, и тянуть дальше просто неприлично.

Подкатив к дому, я увидел за стеклом гостиной оживлённо беседующих близких и гостей. Глубоко вздохнул и непроизвольно перекрестился. Всё, что произошло потом, промелькнуло в сознании, как череда картинок и бред наяву.

Едва я открыл дверь, как почувствовал два противоположных импульса. Из дома накатила волна радости и любви, а сзади из полумрака палисадника прилетел толчок смертельной угрозы. Интуитивно я обернулся и встал в дверях, закрыв собой проём.

В ночном полумраке, разбавленном подсветкой дороги и светом окон, заплясали злые огоньки автоматной очереди, и по мне ударила струя пуль. Со звонкими щелчками и жужжащим рикошетом они отлетали во все стороны, а я, окаменев от страха за своих родных, стоял и ждал, когда у убийцы закончатся патроны.

Очередь заткнулась, и я молнией метнулся в палисадник, где шевельнулся тёмный силуэт. Схватив гада, я в ярости чуть не свернул ему голову, но сдержался и всего лишь сломал обе руки. Потом поволок истошно вопящую от боли тушу к дому в полосу света, а в голове судорожно билась единственная мысль: зацепило кого или нет? Потом я сообразил, что столовая находится слева от входа и напряжение чуть отпустило.

В доме тишину нарушала только негромкая музыка из комнаты брата. Я закинул орущего от боли человека в гостиную и быстро оглядел помещение и замерших в разных позах возле накрытого стола моих родных, а также Лару, её мать и Буслаева Ивана Петровича. У входа валялся разбитый настенный светильник, и в противоположной стене возле камина темнели две дырки. Убедившись, что все целы, я взглянул на того, кого приволок.

Ну, конечно! В визжащей от боли твари я узнал педагога Шинорина, суку поганую!! А ведь я с первого дня чувствовал, что он мразь законченная!

– Все целы? – прохрипел я, ещё раз оглядывая присутствующих. И тут они все разом бросились ко мне. Кто щупал, отыскивая раны, кто висел на шее, кто, всхлипывая, прижимался к плечам. Только отец тяжело опустился на стул, да Буслаев схватился за коммуникатор. Пока я успокаивал женщин, к дому подъехали два микроавтобуса с восемью спецназовцами во главе с Александром.

На нашего главного безопасника было страшно смотреть. На непривычно жёстком бледном лице, искажённом свирепой гримасой, выделялись тени вокруг глаз и короткая щетина.

– Кто?! Где?!

– Забирайте, – я пнул ногой скулящего Шинорина, – можете паковать, только имейте ввиду, обе руки у него сломаны. Автомат где-то в палисаднике валяется.

На миг мне показалось, что Александр хочет придушить гадину, я даже чуть качнулся, чтобы его остановить. Но нет, Саня взял себя в руки и жестом приказал, чтобы бойцы увели пленного в микроавтобус.

– Короче, так, – его голос ещё сохранял оттенки волнения, – до выяснения здесь останутся четверо моих людей. Двое внутри, двое снаружи. Павел, рано утром жду тебя на базе. Всем спокойного отдыха.

Первым ко мне обратился Буслаев: