Антымавле никак не мог прийти в себя. Все произошло так неожиданно. Ничего не подозревая, он стоял в пологе и снимал с балок запасную одежду. Зарычали собаки в чоттагине, и вдруг между ног проскользнуло что-то холодное, длинное и тонкое. Не рассуждая, он приподнялся на руках и повис на тонких балках, которые прогнулись под тяжестью тела, но выдержали. Он не видел, что происходило дальше, мешала одежда, слышал, как шуршало копье, отыскивая свою жертву. Если бы он сидел на полу, то наверняка копье проткнуло бы его. Так, повисшим на балках, и застала его Имлинэ.
— Что случилось? — просунул голову Гырголь.
— Этки, плохо! — Антымавле дрожащей рукой обтер холодный пот, выступивший на лице. — Смотри, — Антымавле показал прорезанную штанину и отверстия в шкуре полога. Их было шесть.
— Какомэй! — испуганно удивился Гырголь.
— Как терыкы. Я никого, ничего не видел, — прошептал Антымавле. — Копье только.
И странная история осталась загадкой. Только Эттытегин не нашел ночью Рэнто в мясной яме, а жена обнаружила срезы на кусках копальгина.
— Тер-рр-ыкы! — в ужасе прошептала она и стрелой выскочила из мясной ямы…
Страшное существо терыкы. Говорят, оно совсем как человек, только тело покрыто длинными черными волосами. Едят терыкы такую же еду, как люди, носят такую же одежду, но говорить не умеют: свистят, вытянув губы. Терыкы бегают так быстро, что могут догнать дикого оленя. По ночам, когда все люди крепко спят, они пробираются в стойбища, воруют в чоттагинах одежду, забираются в мясные ямы и тащат жир и мясо. И если увидит хозяин у себя в мясной яме утром на куске копальгина четыре крупных царапины, то значит здесь был терыкы.
Терыкы всегда приходят только с моря. Поселяются в пещерах береговых скал. И если появятся терыкы в окрестностях или же кто-нибудь только увидит его приметы: голые человеческие следы на песке или снегу, царапины на копальгине, то всех людей охватывает страх. Терыкы — враг, он злой дух.
По всему побережью пролетела весть, что в Инрылин приходил терыкы. Тревожно стало людям. Терыкы появился — жди беды…
«Распароходилось в этом году», — говорили люди по всему северному побережью.
И действительно, лед, державшийся все лето у берегов, к осени стал плотнее и задержал суда.
У стойбища Рыркайпий, что за Ванкаремом, зажало льдами три парохода. Говорили, в припай вмерзли, не выбраться им уже из льдов, зимовать, наверно, будут. Стояли без движения, окруженные торосистыми льдами два парохода напротив Инрылина. Инрылинцы сначала не могли понять, что это суда, но потом Гырголь разглядел в бинокль красный флаг на корме, а раз красный флаг, то пароходы наши, советские. И однажды, набравшись храбрости, они вдвоем с Антымавле подошли к пароходу, стоявшему ближе к берегу, и с любопытством стали разглядывать вблизи железную обледеневшую громаду.
— Как остров, — сказал Гырголь, облокотившийся на охотничий посох.
— Сколько железа, а не тонет, — поддержал его Антымавле.
— Большеголовые танныт! Как это они такое делают? — удивлялся Гырголь, не в силах даже представить себе, как строится пароход.
— Смотри, дымится. Наверно, печки топят?
— Эй! — заметили с парохода охотников. — Чего боитесь, идите в гости!
— Нас зовут! Пошли? — предложил Гырголь.
Антымавле не стал возражать, и охотники, пробежав на лыжах зыбкую шугу, перепрыгнув через две трещины, подошли к самому борту.
— Давай сюда! Сюда давай! — приветливо замахал рукой один русилин в шапке с ушами, торчащими, как у новорожденного теленка, и сбросил с борта штормтрап.
— Все равно уж. — Гырголь смело полез вверх.
Люди с парохода были рады неожиданно появившимся гостям, жали руки, похлопывали по плечу. В кают-компании Гырголь с Антымавле, окруженные веселыми, улыбающимися людьми, пили горячий крепкий чай. Им было жарко, по смуглым обветренным лицам градом катился пот, но снять кухлянки стеснялись.
— Как ты думаешь, отпустит нас лед? — наполовину знаками, наполовину словами спрашивали у Гырголя.
Трудно было, но Гырголь кое-как объяснил, что лед еще непостоянный, ходит туда-сюда, может оторваться от берега. А если так будет, то «парокот» понесет вместе со льдом туда. И Гырголь махнул рукой в сторону мыса Дежнева. Там может встретиться большая вода. А если лед не отпустит, то далеко в море унесет, к острову, где много белых медведей. Вода в нашем море крутится, как в лунке, когда весной вода со льда стекает…
— Но кто знает, какие мысли у моря? — засомневался Гырголь и заторопился: — Вынэ, мури аттау! Надо дом идти, ярангу. Темно скоро, плёко. — И поднял с полу шапку и рукавицы. Его примеру последовал и Антымавле.
— Наш пароход «Свердловск», — сказали им на прощание русилиты, и каждый пожимал руки.
— Сывертыловскы, — повторял Гырголь, стараясь запомнить название. — Ии, Свертыловскы!
— А дальше «Лейтенант Шмидт».
Но это название Гырголь уже выговорить не мог, просто закивал головой, что понял, и заторопился к выходу.
— Мури аттау! Тасвитания! — махал он рукой.
Сдружились инрылинцы с пароходными людьми и, когда было возможно, навещали их. Рассказали о своих нуждах, похвастались новым вельботом.